Игорь Васильев. Кубанец: этносоциальный портрет

пн, 04/04/2016 - 21:11 -- Администратор

Игорь Васильев. Кубанец: этносоциальный портрет

Для советской этнологии была характерная приверженность к стабильным идеальным типам, стабильным и всеобщим (этнос, субэтнос и пр.). Часть постсоветской науки осталась на тех же позициях, продолжили их разработку на конкретном материале (1). Другая предпочла объявить эти идеальные типы конструктами самих учёных и идеологов, обвинив тех и других в насильственном объединении непохожего, и изучать отдельные уникальные феномены и их различные текучие состояния, либо ограничиваться голым описанием, воздерживаясь от оценок и концептуалики (2).

Каждый из этих подходов имеет свои достоинства. Различные этносы и субэтносы действительно не похожи друг на друга и на самих себя в разные периоды своего существования. Однако идеальные типы удобны как точка отсчёта для анализа различий и колебаний. Для оценки того общего, что характеризует группу носителей того или иного этнического самосознания за достаточно обширный период времени, так же позволяет проследить преемственность и направление изменений, выявить внутреннее членение носителей самосознания и самоназвание, больше или меньше соответствующих идеальному типу. Так же весьма любопытно проследить границы и взаимопроникновение этнического, территориального и социального. Так что постараемся по возможности соединить оба подхода.

Так же, особенно в зарубежной литературе, высказывалось мнение, что в казачьих областях идёт возрождение отдельных казачьих народов (3). Когда как на деле имеют место лишь некоторые фрагменты такого процесса, характерные для сильно ослабленных субэтносов.

Менталитет жителей Кубани – Краснодарского края, является предметом частых разговоров и мифологических спекуляций разной направленности. Удивительно, но лишь недавно стали появляться достаточно взвешенные публикации. Начнём рассмотрение с кубанского казачества, представители которого первыми стали называться кубанцами, и которые были в регионе с начала его массового заселения восточными славянами и существуют и по сей день. Вот как пишет о кубанском менталитете Семён Резниченко: «Кубанскость – это промежуточность и незаконченность. Стабильная промежуточность и незаконченность. Этим кубанцы близки к украинцам. Которые так же находились в таком состоянии веками. Однако украинцы предпочли самостийность, а кубанцы – слияние с русскими. Однако слияние не полное, на уровне субэтноса с заметной спецификой. Во многом заключающейся в не полностью исчезнувших фрагментах украинскости. Был проект и отдельного кубанского народа, сочетавшего русскость и украинскость. Но и в этот проект почти никто по-настоящему не вложился. То же характерное стремление к свободе и самодостаточности, но обязательно под «зонтиком» империи. При схожем отношении к местной и региональной власти. Обязательное присутствие в своём мире необходимого вышестоящего чужого.

Для кубанского менталитета характерны индивидуализм, инструментализм, консерватизм и ограниченность.

Индивидуализм – последовательно эгоцентричная модель мира. Кубанец последовательно осмысляет себя как центр мира. Для людей это вообще характерно изначально. Но на кубанца относительно мало действуют факторы, блокирующие этот принцип.

Инструментализм – рассматривание всего и вся как инструментов для обеспечения собственных интересов и собственного мира. Опять-таки, крайне характерно для всех людей. Однако у людей так же нередко возникало желание пожертвовать многим ради чего-либо, во что бы то ни стало что-то уничтожить, от чего-то избавиться и отгородиться.

А вот такой радикализм кубанцам никогда не был свойственным. Характерное отношение к власти, духовным ценностям: лояльность при в целом отсутствии желания полностью вложиться в эти ценности, отстаивать их, не смотря ни на что. В хозяйстве пригодится… Таково отношение кубанца к разным петербургско - московским властям и многому другому. Так же это то, что защищает его индивидуальность, в том числе – от другого кубанца.

Консерватизм – кубанец довольно легко принимает инструментальные изменения, которые можно как-то использовать. Но болезненно реагирует на то, что может изменить его жизнь и его самого. Этим и вызвано неприятие советской власти эпохи её становления и неприятие её падения. Это опять-таки характерно для людей как таковых. Но для людей так же нередко бывает характерно тяга к уничтожению старого мира, прежнего себя. Кубанцам это не особенно свойственно. Пишущая публика любит порассуждать о «идеоцентричности» менталитета русских или украинцев. Вот к кубанцам это никак не относится.

Ограниченность – есть небольшой компактный мир, в котором кубанец желает быть свободным и независимым. Это даже не Кубань в целом, а его дом, близкие люди, селение. До всего остального ему особо нет дела. Но чужого кубанец опасается и предпочитает быть отделённым от него обширной нейтральной зоной. Роль этой зоны играют или играли государство, казачье войско, религия и идеологии. Нейтральная зона – не своё, но нужное» (4).

В целом характеристика достаточно меткая и ёмкая. Кубанский менталитет в «современной версии» сложился уже во второй половине XX в. Когда старожильческое, часто казачье, население и многочисленные послереволюционные приезжие заметно перемешались.

Старые, традиционные социальные институты (войско, станица, казачий полк, городские сообщества, связанные с предпринимательством) были разрушены. Их бывшие участники и их потомки оказались лишенными привычной социальной среды. Точно так же, как и разновременные приезжие. Но им как-то надо было выживать, тем более, что на Кубань часто продолжали ехать люди, не во всём разделявшие принципы советской власти. Скорее не в политическом, а в экономическом аспекте. Точно так же, как и многие местные. Сказывалось и влияние курортов, «вольного» Кавказа и Закавказья (без общественно-политических свобод последних). Потому и процветали различные несоциалистические виды заработков, в которых было активно задействовано в том числе и начальство…

Поэтому на Кубани большую значимость приобрели небольшие, до 10 человек, родственные и дружеские коллективы, которые по-настоящему важны для кубанцев. Их основная направленность – решение материальных вопросов и совместный досуг. Политизация их была целенаправленно сведена почти к нулю в эпоху застоя на основе «общественного договора» с властью: «Вы тут себе делайте, что хотите. Но туда не суйтесь!».

Помимо укорочения и разрыва социальных связей, отделения идентичностей от реальной самоорганизации, в качестве отличия от дореволюционного / довоенного периода можно отметить резкое снижение религиозной составляющей ментальности (5). В постсоветский период – снижение значимости всего «абстрактного и идеального» для большинства населения.

К этому нужно прибавить появление постсоветских мигрантов с различных территорий и различных национальностей.

С дореволюционных, ещё казачьих времён сохранились индивидуализм, консерватизм, уважение к государству с сочетанием со стремлением к автономии. Это произошло потому, что современные кубанцы остались ярко выраженными индивидуалистами, стремящимися к реализации личных интересов. При этом не склонными к риску и не любящими непредсказуемость. Эдакими хоббитами…

При этом социальные связи кубанцев по сравнению со «старым порядком» радикально укоротились. Региональная, городская, станичная идентичности хоть и сохранились, но перестали опираться на реально функционирующие социальные институты.

Не удивительно, что на Кубани достаточно слабы всякого рода неформальные субкультуры и формы социальной активности. При развитом «официальном» предпринимательстве, и «серых» видах занятости. Недаром Кубань – на редкость зажиточный регион.

Какими фактами о кубанцах мы располагаем? Е.В. Морозова установила в ходе анкетирования, что «в Краснодарском и Ставропольском краях была выявлена средняя значимость локальной идентичности в ряду других идентификационных ориентиров. По всей выборке в целом локальная идентичность заняла 5,5 ранга из 9 возможных после идентификации с ближайшим окружением (родственники, друзья, соседи, коллеги по работе). Сравнение полученных в ходе исследования результатов с данными общероссийских исследований показывает, что в Южном регионе России локальная идентичность выражена значительно сильнее, чем в Центральной России и Северо-Западном регионе» (6).

Кубанцев, указавших свою национальность как «казак», было в 17.542 человек в 2002 году (тогда в списки национальностей было впервые введено наименование «казак»), а в 2010 г. их было 5.261 человека (7). Реестровых казаков, то есть принятых на постоянную государственную службу, в Краснодарском крае порядка 40 тысяч. И примерно 100 тысяч — нереестровых, относящихся к общественным организациям. В среднем15-20% процентов населения Кубани – потомки дореволюционных казаков (8). По словам Н.И. Бондаря, «…В казачьих обществах действительно высокий процент тех, кто не является потомственными казаками и глубоко не знает культуры казачества. Но они активны. А настоящие потомственные казаки зачастую считают "я и так казак" и принципиально не идут в казачьи общества…» (9). К тому же относительно молодые потомки дореволюционных кубанских казаков, не являющиеся активными членами казачьих обществ, не стремятся заключать между собой браки или поддерживать общение преимущественно в кругу казаков.

Тем не менее, считается, что казачья культура является системообразующим компонентом нынешней кубанской культуры. Действительно, она является для восточных славян Кубани некоей точкой отсчёта, с которой начиналась их культура и ментальность.

Кто же такой кубанец?

  1. Носитель региональной идентичности вузком смысле, человек, считающий себя кубанцем.
  2. Носитель региональной идентичности с чертами субэтноса.

Человек, проживший всю жизнь на Кубани, но даже не всегда здесь родившийся. Могущий иметь либо не иметь казачьих корней. Скрытный и рациональный консервативный индивидуалист. Часто сравнительно небедный. Наличие таких людей осознаётся как самими кубанцами, так и приезжими из других регионов. Их могут называть «кубанцАми» (уважительно) или «кубаноидами» (пренебрежительно). Специфика носителя данной идентичности проявляется, прежде всего, в частной и деловой жизни, а не групповой под эгидой какой-либо идентичности, например, «кубанцЫ» или жители станицы такой-то. Примечательно, что для относительного благополучия / неблагополучия отдельной станицы большее значение имеет успешность и добрая воля какого-либо местного бизнесмена, чем объединённые усилия местных жителей.

В основном речь шла здесь о восточный славянах. Хотя, например, немало кубанцев – армян в целом с теми же ментальными установками. Пусть и нивелированными несколько большим коллективизмом в рамках своего этноса. Разумеется, речь идёт не о субэтничности кубанских армян по отношению к русскому народу, но к армянскому. Причём субэтничность эта далека от полного формирования.

  1. Кубанский казак.

А) Представитель субэтноса кубанских казаков, потомок дореволюционных кубанских казаков, осознающий казачество либо как особую часть русских, либо как отдельный этнос. Такого человека так же называют «кубанЕц».

Б) Член каких-либо казачьих организаций, реестровых или нереестровых.

Член подобных организаций, относящийся к описанному кубанскому казачьему субэтносу. Такой представитель субэтноса поддерживает те или иные контакты с другими казаками, в той или иной степени способен на совместные действия с ними.

Участник преимущественно реестровых казачьих организаций, воспринимающий казачество прежде всего как социально – профессиональный статус, связанный со службой в силовых структурах. Либо прошлой у многочисленных в казачестве пенсионеров силовых структур. Либо с будущей у немалого числа молодых казаков, либо с работой в казачьих дружинах и ЧОПах. Последняя трактовка казачества наиболее популярна в его рядах. Именно так воспринимается казак и «в народе» (в современном уголовном мире считается, что попавший в тюрьму казак должен сидеть вместе с полицейскими).

В) Весьма малочисленные настоящие любители и знатоки традиционной казачьей культуры разного происхождения.

Здесь весьма показательна постсоветская «монументальная пропаганда» в городе Краснодаре- возрождение памятников Екатерине II, триумфальной арки в честь визита Александра III, новые казачьи памятники демонстрируют стремление легитимизировать современную ситуацию через прошлое, территориальную. Идентичность (не только и не столько казачью) легитимизировать через казачьи социальную (служилый, военный человек) и субэтническую. Т.е. соединить воедино набор региональных идентичностей.

Таким образом, на Кубани взаимодействуют «обычная» региональная идентичность с региональной идентичностью с чертами субэтноса русского народа. В основном эти идентичности распространяются на восточных славян, но частично и на представителей неславянских этносов. Казачья субэтническая идентичность, не слишком распространённая, соседствует с казачьей социально-профессиональной идентичностью, несколько более распространённою. Эти кубанские идентичности частично пересекаются, частично автономны друг от друга, они поддерживают существование друг друга. При этом все идентичности, кроме территориальной в узком смысле и отчасти казачьей социальной, испытывают трудности в виде отсутствия базиса традиционного уклада жизни и разветвлённых социальных связей «среди своих», который должен характеризовать субэтносы. «Старый», переживающий серьёзные трудности казачий субэтнос кубанцев соседствует и символически взаимодействует с недосформировавшимся общевосточнославянским субэтносом с тем же названием.

Примечания

1. Бондарь Н.И. Кубанское казачество (этносоциальный аспект) // Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. М, 1995.

2. Тишков В.А. О слабости традиционного подхода // http://valerytishkov.ru (дата обращения - 01.07. 2011).

3. Эпплби Ян (Appleby Ian). Незваные гости в коммунальной квартире: процессы нациестроительства непризнанных советских народов // www.informaworld.com (дата обращения - 01.07. 2011).

4. Резниченко С. Кубанцы. Какие они? // www.apn.ru (дата обращения - 01.07. 2011).

5. Червякова А.  Николай Бондарь // http://people.yuga.ru (дата обращения – 30. 03. 2016).

6. Морозова Е.В. Локальная идентичность и проблемы её конструирования (кейс Краснодарского края) // http://lib.sale (дата обращения – 30. 03. 2016).

7. Пукиш В. Кубанцев стало больше, а россиян - меньше. В зеркале последней переписи // http://www.kuban.aif.ru (дата обращения – 30. 03. 2016).

8. Червякова А.  Николай Бондарь // http://people.yuga.ru (дата обращения – 30. 03. 2016).

9. Там же.

10. Кибальник М. Елена Морозова: визитная карточка Краснодара – сочетание несочетаемого // kuban.mk.ru (дата обращения – 30. 03. 2016).