Александр Фомин. О книгах И.П. Коломийцева “Народ-невидимка” и “Славяне: Выход из тени”

чт, 01/22/2015 - 14:06 -- Администратор

Александр Фомин. О книгах И.П. Коломийцева “Народ-невидимка” и “Славяне: Выход из тени”

Как-то я искал в Интернете материалы по археологии и обнаружил любопытный сайт. Вначале я подумал, что его автор Игорь Павлович Коломийцев решил сделать научно-популярную книгу с целью ознакомить публику с последними открытиями в мире археологии. Но оказалось, что автор намерен предложить читателям кучу своих собственных исторических гипотез. По мере прочтения данного “научного труда” моё мнение об его авторе падало всё ниже и ниже, пока, наконец, я не стал, относиться к его трудам примерно так же, как советский офицер во время войны должен был относиться к листовке, созданной в департаменте доктора Геббельса. Книга пока не выпущена в бумажном виде, и я заранее извиняюсь, если приведённые мной фрагменты книги будут оперативно изменены или удалены, хотя вряд ли автор захочет изменить свои идеи. Если же автор очистит свою книгу от искажений научных фактов и нелепых, оскорбительных измышлений о народах и напишет нормальную научную или научно-популярную работу, я буду это только приветствовать. Сомневаюсь, правда, что он это сделает. Пока же я просто скопировал некоторые фрагменты его книги и проанализировал их. Начну с эпиграфа к книге “Народ-невидимка”. Вот он.

“Мы отыскали корни славян... Но хватит ли у Вас мужества глянуть на них? Посмотреть в Зеркало Истории и сквозь мутную пелену прошедших событий увидеть себя, такими, как мы есть, а не какими хотели бы себе казаться.

Да, это мы, славяне. Народ, не похожий на остальных обитателей нашего континента. Народ, лишённый исторической памяти. "Иваны, родства не помнящие". Но это действительно мы...”.

Судя по эпиграфу, читателя ждёт нечто жуткое или мерзкое, а если он ещё и славянин, то видимо и унизительное. Посмотрим заголовки. Некоторые из них являются характеристиками славян. Вот они.

Глава первая. Народ без памяти

Глава пятая. Незлобные дикари

Глава седьмая. Индейцы Европы

Глава тридцать первая. Трусливые толпы

Не знаю, как вам, а меня больше всего встревожило сравнение славян с индейцами. Сразу пришли на ум колонизаторы, истребление с рабством и ассимиляцией в Латинской Америке и истребление с резервациями в США. Смотрим вступление.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

"У славянских летописей слишком короткая память", – жаловались немецкие профессора дочери Петра Великого императрице Елизавете. Реальная российская история, с их точки зрения, началась в девятом веке с призвания новгородцами датского конунга Рёрика, нам более известного под именем князя Рюрика. Такой поворот темы мыслящая общественность страны восприняла как ощутимый удар по национальной гордости великороссов, оскорбление лучших патриотических чувств. В сентябре 1749 года химии адъюнкт Михайло Ломоносов, разгневанный тем, что прародителей тем самым на весь свет объявили "народом подлым", то есть лишённым сносной родословной и сколь-нибудь славных древностей, подал "репорт" в канцелярию Российской Академии наук. В той памятной записке великий учёный в пух и прах разнёс сочинение профессора Герарда-Фридриха Миллера и в пику ему и прочим иностранцам брался самолично разыскать славянскую старину. Неукротимый Михайло Васильевич на время забросил весьма плодотворные занятия точными науками ради усердных, хотя и порой неуклюжих попыток обрести предков в лице "роксаланов", "пруссов", "ставанов" и прочих летописных племён, чьё имя хотя бы в малейшей степени находило отзвук в русском языке. Доказательства родства употреблялись самые простые. "Роксаланы" – это смешанное племя "россов" (то есть русских) и аланов. Прозвище балтийских "пруссов" или "поруссов", с точки зрения Ломоносова, должно переводиться, как "по Руси живущие". А "ставаны", как полагал новоявленный российский историк, это просто исковерканное в устах римлян самоназвание "славяне".

Комментарий к цитате

В общем-то, понятно, что бывший учитель истории, бывший член Демократического союза (партия Валерии Ильиничны Новодворской), бывший член ЛДПР, бывший член Справедливой России, бывший представитель президента, бывший директор парка культуры и отдыха, нынешний депутат и новоявленный историк Игорь Павлович Коломийцев критикует новоявленного историка и по совместительству великого учёного Михаила Васильевича Ломоносова. Дело обычное. Книга Коломийцева построена в виде диалога между сыщиком Шерлоком Холмсом и доктором Уотсоном, очевидно, для лучшего восприятия материала читателем или для того, чтобы большинство читателей не передумали читать эту книгу после ознакомления с её первыми страницами. Вот, например, в этом месте Холмс отвечает Уотсону на его предположение об азиатских корнях славян.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

– Справедливое замечание. Но заметили ли вы, мой дорогой Уотсон, что те, кого вы так деликатно назвали "племенами азиатского толка", отличаются в своём роде необычной внешностью. В их облике без труда угадывается некая экзотика, непривычная глазу европейца. Взгляните на необычный разрез глаз венгерских женщин, их широкие скулы, а также крючковатые носы или смуглую кожу турок. Не забудьте, к тому же, что венгры и турки говорят на иных, неиндоевропейских наречиях. Что же касается тех, кого мы ищем, то язык славян, как признают все лингвисты, очень напоминает речь древнейших индоариев. Да и внешность славян в Европе выглядит вполне заурядной. Поляка или чеха вы ни за что не отличите от германского крестьянина или норвежского рыбака. Впрочем, и русский мужик, если его вытряхнуть из ужасного овчинного тулупа, хорошенько отмыть, сбрить нелепую бороду, вполне сойдёт за француза или немца.

Комментарий к цитате

Пока ничего особенного, за исключением несвойственной конан-дойлевскому Холмсу русофобии, которая проявляется здесь в непонятной боязни удобного в условиях морозной зимы овчинного тулупа, несправедливых обвинений в нечистоплотности регулярно моющихся в бане русских крестьян и странной уверенности в том, что никто из французов и немцев (даже Карл Маркс!) не носил бороды. Но дальше будет интереснее. Делается попытка описать природные условия места обитания ранних славян.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

– И всё же мне не понятно иное. Отчего данный "народ лесных рек" при первой же возможности покинул привычные места обитания и устремился к Югу? Почему долго живя в лесной глухомани, он так и не смог полюбить окружающий край? Как там у Ключевского: "Лес всегда был тяжёл для него"? Но разве может родная сторона восприниматься так неоднозначно?

– Вопрос в том, мой дорогой Уотсон, насколько те края на самом деле были родиной славян. Создаётся впечатление, что это племя долгое время как будто не могло найти себе подходящего места на мировой карте. А заметили ли вы, насколько неожиданно жестоким оказалось поведение ранних славян в захваченных областях? Разве так должны поступать, по сути, очень мирные люди, практически не знающие оружия, приветливые и вполне добродушные в своей земле? Каким образом тихая жизнь в лоне речных долин, защищённых со всех сторон густым лесом, могла сформировать подобную агрессивность в отношении соседей?

– Знаете, Холмс, в городе Вене некогда работал один врач-психиатр по имени Зигмунд Фрейд. Так вот, он утверждал, что все отклонения в поведении человека, вплоть до различных маний, возникают ещё в глубоком детстве, как результат серьёзных потрясений психики в этом раннем возрасте. Если б этот специалист решился поставить диагноз не отдельной личности, а целому народу, он, наверняка бы сказал, что древнейшие славяне страдали определённым психическим расстройством. Нечто вроде "синдрома осаждённой крепости". Судите сами: "храбрые в своей земле", они вдруг обнаруживают удивительную робость, если не сказать – трусость, как только им доводится наступать на врага за её пределами. При этом всех, кто попадал им в руки, даже женщин и детей, они готовы были уничтожить самым зверским образом, без всякой для себя выгоды. Однако стоило захваченному в плен чужаку, случайно не посаженному на кол, добрести до их поселений и этот несчастный имел все шансы со временем стать их другом и даже соплеменником. А если он попадал в страну славян в качестве купца или путешественника, то, более того, пользовался особой защитой и покровительством всего племени. Очевидно, что эти люди соблюдали этические нормы и законы только внутри своего маленького замкнутого мирка. Весь прочий свет был для них зоной войны и бесправия. Обратите внимание: жестокости славян в отношении мирного населения, подмеченные византийскими писателями, характерны лишь для начального период их истории, эпохи прорыва на Дунай. Именно в этот краткий миг соседи называют наших героев"проклятым народом". Но уже в следующем столетии нравы славян смягчились. О чём это говорит?

– Чрезвычайно любопытно… Уотсон, вы меня просто заинтриговали.

– Их мир почти мгновенно расширился. Они вдруг перестали чувствовать себя защитниками осаждённой врагами крепости и научились нормально воспринимать соседей. Возникает глубокое впечатление, что это племя очень долго обитало абсолютно замкнуто.

– Тем более странно, за что народ, длительное время живущий в изоляции, так ненавидит всех иноплеменников, о которых, по сути, толком ничего не знает. Почему славяне вырвались из ворот своей цитадели обиженными на весь белый свет? Что их могло так разозлить?

– Наш знакомый психиатр Зигмунд Фрейд, наверняка, намекнул бы, что причины подобных отклонений надо искать в событиях глубокого детства. Подобный сдвиг в сознании, мог возникнуть лишь у племени, некогда очень пострадавшего от внешнего врага. Славянам кто-то нанёс почти смертельный удар, столь чувствительный, что он болезненно исковеркал их национальное самосознание. Заставил на каком-то этапе воспринять окружающий мир в качестве абсолютно враждебной среды. Говоря проще, детство такого субъекта, очевидно, прошло в условиях суровых и мрачных, психика его испытала серьёзные потрясения, хотя, по природе своей он, несомненно, достаточно добр и гостеприимен.

– Браво, Уотсон, лучше, пожалуй, не скажешь. Что ж, из высоких сфер духовных спустимся вниз, на грешную землю. Мне бы хотелась ознакомиться с предметами сугубо практичными и даже тривиальными. Как бы не был прост и скуден быт славян, согласно описаниям древних авторов, всё равно некие материальные следы их существования наверняка должны были остаться на поверхности планеты, не так ли? Давайте их осмотрим. Я всегда утверждал – вещи могут рассказать о своих хозяевах гораздо больше, чем сами люди о своих вещах. Уж если продолжить сравнение славян с потерявшим память джентльменом, то мне не терпится взглянуть на то, во что он был одет и какие мелочи находились в его карманах.

Комментарий к цитате

Это действительно интересно. Все славянские народы сравниваются то ли с психически больными людьми, то ли с преступниками, мотивы преступлений которых пытаются установить судебные психиатры. Кроме того, автор считает, что поведение всех славян подчиняется одному алгоритму, заложенному в незапамятные времена. Но есть интересное обещание расследовать прошлое славян по археологическим материалам. Посмотрим, что из этого получится.

Вначале ничего необычного. Интересно, что Коломийцев не желает причислять скифов к ираноязычным народам, а сарматов соглашается считать ираноязычными. При этом, он заявляет, что черепа скифов нордические и ближе всего к черепам германцев. К какому расовому типу следует отнести узколицых, длинноголовых, а, если верить древним источникам, ещё и светловолосых алан, Коломийцев ничего не говорит, также непонятно, сможет ли он отличить череп какого-нибудь узколицего длинноголового славянина от черепа узколицего и длинноголового германца. Затем следует изложение гипотезы зарождения зарубинецкой культуры. По мысли Коломийцева, её создали поселившиеся среди местных жителей Поднепровья дезертиры из армии бастарнского царя Клондика. Тут он вступает в некоторое расхождение с археологами. Те обычно при датировке начала зарубинецкой культуры учитывают клейма на греческих амфорах, найденных на памятниках зарубинецкой культуры. А некоторые из этих клейм относятся к 230 году до н. э., то есть ко времени лет на 50 раньше похода Клондика. Есть ещё проблема. По версии Коломийцева, дезертиры из войска Клондика были легковооружёнными воинами-застрельшиками. Тяжеловооружённые же воины провалились под лёд или задержались при переправе через Дунай и не приняли участия в создании зарубинецкой культуры. Кроме того, дезертиры пришли в Поднепровье без женщин. Однако в зарубинецкой культуре полно керамики имеющей западное поморское или даже ясторфское происхождение. Трудно представить, что у бастарнов женскую работу по производству керамики выполняли мужчины. Даже если предположить, что у них были мужчины, умеющие изготавливать высококачественную керамику, трудно предположить, чтобы среди легковооружённых застрельщиков их было настолько много, что они смогли научить большинство местных днепровских женщин изготавливать керамику по новым образцам. Кроме того, в зарубинецкой металлургии имелись новые для Поднепровья кельтские приёмы. В среднеднепровском варианте зарубинецкой культуры использовалась даже цементация. Железные же орудия труда в основном имеют кельтские прототипы. Следовательно, в составе дезертиров из армии Клондика должны были оказаться квалифицированные металлурги. Трудно представить себе военного вождя, который людей, умеющих изготавливать оружие, будет использовать в качестве легковооружённых застрельщиков, а не поставит в центр войска среди тяжеловооружённой пехоты для снижения потерь ценных специалистов. В общем, есть сомнения в версии Коломийцева о происхождении зарубинецкой культуры. Есть зерно в его сомнениях в правомерности причисления носителей зарубинецкой культуры к бастарнам и германцам. Коломийцев критикует отношение археологов к тексту Страбона. Учитывая то, что Страбон причислил к бастарнам роксоланов, приходится согласиться с необходимостью с осторожностью относиться к данному источнику информации. Имеются ещё существенные различия между зарубинецкой и поянешти-лукашевской культурами в керамическом комплексе, в наборе фибул и в погребальном обряде. Однако то, что Коломийцев отдал полесский вариант зарубинецкой культуры венетам, среднеднепровский скирам, а верхнеднепровский гирам, на мой взгляд, неверно. Плиний Старший, на которого ссылался Коломийцев, производя данное распределение, расселял данные народы вплоть до Вислы, а не один из вариантов зарубинецкой культуры до Вислы не доходит. Кроме того, как Плиний, так и Тацит писали свои труды во времена после гибели зарубинецкой культуры. Название “венеты” употребляется не только в произведениях Плиния и Тацита, датированных второй половиной I века, но и в “Гетике” Иордана, написанной в середине VI века и даже, правда в несколько видоизменённой форме “виниды”, в ещё более поздней хронике Фредегара. Следовательно, с венедами правильнее связывать не зарубинецкую, а какую-то более позднюю археологическую культуру или группу памятников, из которой развивается пражско-корчакская славянская культура. Далее Коломийцев живописует разбойничий, по его мнению, образ жизни зарубинцев, хотя никаких доказательств самого факта разбоя зарубинцев кроме одного сомнительного отрывка из “Германии” Тацита он не приводит. А отрывок этот сомнительный по нескольким причинам. Тацит пишет сильно позже времени разгрома зарубинецкой культуры сарматами. В то время именно сарматы как раз и могли обходить с целью грабежа все леса и горы между бастарнами и фенами. Местное же население указанных областей, часть которого называлась венетами, просто пыталось выжить и их группы активно перемешивались друг с другом. Заподозрить какую-то группу этого населения в занятии разбоем или в уголовном прошлом очень сложно. Если считать, как и Коломийцев, полесских зарубинцев разбойниками, то, согласно логике, в постзарубинецком могильнике Гриневичи Вельке был с почётом похоронен местным населением старый разбойник, банда которого много лет грабила все селения в районе местонахождения этого памятника. Дело в том, что в Гриневичах Вельке на одно захоронение, произведённое по зарубинецкому обряду, приходится 42, сделанных по другим обрядам. Скорее всего, мы имеем дело с простой ошибкой многочисленных переводчиков Тацита, в результате которой венеды и превратились в грабителей. Во всяком случае, готский историк Иордан характеризует венедов такими выражениями, как “презираемые как воины” и “толпа негодных к битве”. Какой уж тут разбой! Финал зарубинецкой культуры описан Коломийцевым в соответствии с версиями археологов. Это сарматский погром с последующей эксплуатацией сарматами уцелевшего зарубинецкого населения, в том числе и на металлургическом производстве. Тут уместно привести такую цитату из книги “Народ-невидимка”.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

Если б, конечно, днепровские венеды были обычными земледельцами, то перемены климата их непременно порадовали бы. Как никак они занимали Полесье – страну болот, где влаги скорее в избытке, чем в недостатке. Стало теплее и суше? Значит, самое время пахать здесь и сеять. Но если мы правильно оценили их образ жизни и перед нами разбойники и речные пираты, то засуха, как подарок природы, а с ней и приближение к их рубежам державы сарматов, сыграли с днепровскими обитателями злую шутку. С одной стороны, царь Фарзой взял под свою опеку как Ольвию, так и нижнеднепровских скифов-пахарей. А ведь венеты именно им досаждали в наибольшей степени. С другой, кочевникам нужны были рабы, причём во множестве. Они помещали пленников в посёлки и превращали их в подневольных ремесленников. Некогда точно так же царские скифы поступили с земледельцами чернолесской культуры. Ныне, возвысившись, по их стопам пошли аланы царя Фарзоя. Участь Днепровской Венетии была предрешена. Засуха открыла дорогу степнякам на Север, в ранее недоступные им болотистые и лесные края. Одним ударом кочевники убивали сразу двух зайцев – избавляли своих подданных от надоедливых речных пиратов, уничтожив их гнездовья, и получали приток свежей рабочей силы.

Первым на то, что поздние зарубинцы, жившие в южной зоне, оказались невольниками сармат обратил внимание Марк Щукин. Его ученики и последователи придумали специальный термин – "лютежское пленение", по имени одного из новых ремесленных центров на Среднем Днепре, для того, чтобы объяснить положение, в котором оказались потомки зарубинцев на Юге. Действительно, кочевники не могли обходиться без металлургов, кузнецов, плотников, кожевенных дел мастеров и представителей множества иных профессий. Кто-то должен был для них плавить железо, ковать мечи и доспехи, тачать сёдла и сбруи, обеспечивать их всем необходимым. Со времён скифов степнякам пришла в голову простая, но гениальная идея – угонять в полон оседлое население, отбирать среди них мастеров, сажать в специализированные посёлки, надзирать за ними, получая, таким образом, почти бесплатно всё, нужное для беспечного обитания. Если у свободных венетов в каждом селении был свой горн для получения железа, то в новую эпоху сарматского пленения только в одном Лютеже работало более пятнадцати горнов одновременно, железо при этом добывалось более высокого качества. В его обработке использовались самые современные технические приёмы. Венедские разбойники, таким образом, в одночасье превратились в рабов-мастеров. Надо сказать, что труд таких людей в древности был неимоверно тяжким. Тацит, описывая сходную участь одного из подневольных племён, замечает:"Часть податей на них, как на иноплеменников, налагают сарматы, часть – квады, а котины, что ещё унизительней, добывают к тому же железо".

Кочевники принудительно расселили потомков венедских разбойников по всей лесостепной полосе Скифского квадрата. Самой западной оказалась группа поселений в верховьях Припяти и Западного Буга, где бывшие венеты жили совместно с вандалами. Она названа археологами памятниками типа Гриневичи-Вельки. В верховьях Днестра бывшие обитатели Полесья оказались тоже перемешаны, но на этот раз не только с выходцами из пшеворского ареала, но ещё и с фракийцами, возможно, даже и с бастарнами. Древности, оставленные невольниками, согнанными с самых разных мест, археологи именуют Зубрицкими. На Южном Буге обитала схожая группа людей, но преимущественно, доставленная из страны скиров. Наиболее известны здесь поселения Марьяновка и могильник Рахны. В самих скирских пределах, на Киевщине, ремесленный центр был ещё основательней, это "пятно" получило уже знакомое нам название Лютеж. На Левом берегу Днепра, в верховьях Сейма, Псла, Ворсклы и на реке Орели находился ещё один ремесленный центр – Картамышево-2. Кроме пшеворских элементов здесь обнаружено присутствие юхновцев – геродотовых "черноодежников". Рядом, в верховьях Северского Донца и на Осколе находилась схожая группа памятников – Терновка-2. И далее всех к востоку, на реке Хопёр был ещё один центр – Шапкино. В основном там оказались выходцы из двух предыдущих районов, впрочем, и тут компанию пленным разбойникам составляли потомки восточных германцев. Главными поставщиками работников для сарматских господ стали, таким образом, полесские венеты и среднеднепровские скиры. Почти всё население этих двух пятен оказалось в "лютежском пленении".

Комментарий к цитате

В общем-то, ничего удивительного в том, что сарматы стали эксплуатировать потомков зарубинцев, нет. Логично и то, что всех оседлых лесостепных жителей Коломийцев причислил к сарматским невольникам. Раздражает лишь то, что он непрерывно обзывает зарубинцев разбойниками. И ещё, поскольку скопление металлургических горнов на одном поселении Коломийцев считает достаточным основанием для того, чтобы считать, что эти горны обслуживали рабы, то следует запомнить число горнов на лютежском поселении, а именно 15. Оно ещё нам пригодится.

Далее Коломийцев описывает приход готов и сложение киевской и пражской культуры. Тут он использует все известные археологические работы. Естественно, что готы освободили сарматских невольников из рабства, а несчастных лесных жителей от страха быть угнанным в сарматский плен. Однако, в конце концов, готы, устав драться с сильными народами, заинтересовались и своими более слабыми соседями. Передаю готскому историку Иордану.

“После того как король готов Геберих отошел от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих , благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало Древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим. Покорил же он племена: гольтескифов, тиудов, инаунксов, васинабронков, меренс, морденс, имнискаров, рогов, тадзанс, атаул, навего, бубегенов, колдов. Славный подчинением столь многих [племен], он не потерпел, чтобы предводительствуемое Аларихом  племя герулов, в большей части перебитое, не подчинилось — в остальной своей части — его власти. По сообщению историка Аблавия, вышеуказанное племя жило близ Мэотииского болота, в топких местах, которое греки называют «ele» , и потому и именовалось элурами. Племя это очень подвижно и еще более — необыкновенно высокомерно. Не было тогда ни одного [другого] племени, которое не подбирало бы из них легковооруженных воинов. Хотя быстрота их часто позволяла им ускользать в сражении от иных противников, однако и она уступила твердости и размеренности готов: по воле судьбы они [элуры] также, наряду с остальными племенами, покорились королю гетов Германариху. После поражения герулов Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает. Эти [венеты], как мы уже рассказывали в начале нашего изложения, — именно при перечислении племен, — происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха. Умом своим и доблестью он подчинил себе также племя эстов, которые населяют отдаленнейшее побережье Германского океана. Он властвовал, таким образом, над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью”.

Интересно, что Коломийцев считает неприятности, произошедшие с венетами и их соседями несущественными.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

Готы вообще не слишком вмешивались в дела покорённых народов. Хотя Иордан и утверждает, что Германарих "властвовал над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью", образно повествует об "обращённых в рабство вождях квадов"или о "лежащих под десницей" вандалах, но в реальности его Империя ни в коем случае не была похожа на типичные восточные деспотии. Для прочих германцев подчинение готам оборачивалось всего лишь выплатой дани и обязанностью выставлять в поддержку войско по первому требованию. Северные народы, не способные к войне, отделывались только податями. Да и внутри государства гнёт верхушки не был велик. Готы, судя по всему, оказались противниками рабства. По крайней мере, рабства ремесленного, связанного с созданием невольничьих центров. Скорее всего, именно ликвидацией последних и объясняется бурный расцвет их державы. Предшественники восточных германцев, как известно, создавали целые рабские фактории, куда сгоняли с разных мест пленников, заставляя их бесплатно трудиться на благо своих хозяев. Разумеется, такой труд обходился владельцам каторжников недорого, но и результаты его оставляли желать лучшего. Всегда требовалось значительное количества надсмотрщиков и надзирателей, а о техническом прогрессе вообще можно было забыть.

Готы принесли с собой в Северное Причерноморье совершенно иную систему отношений, что-то вроде зачаточного феодализма. Готские вожди, завоевав страну, считали себя хозяевами всей пахотной земли и на правах собственников раздавали наделы во владение своим дружинникам. Те селились в деревнях большими семейными общинами, возделывали поля и были обязаны своим "сюзеренам" несением военной службы. Местное население, конечно, земли лишалось, но личную свободу при этом сохраняло. Оно могло либо брать участки в аренду у готских помещиков и фермеров, превращаясь в полузависимых крестьян, либо заняться ремеслом и торговлей. Для потомков "скифов-пахарей", народа, который тысячу лет пребывал в беспросветном рабстве, и который без конца гоняли с одного края Скифии в другой, наступил буквально "Золотой век". Во многом именно усилиями этих людей, внезапно ставших свободными, развитие в Готской державе двинулось вперёд семимильными шагами. Многие из них владели своими мастерскими или занимались торговыми операциями, и по уровню богатства ничем не уступали выходцам с Балтики. Поздние скифы, таким образом, от прихода германцев, скорее приобрели, чем потеряли.

Комментарий к цитате

Что-то мне эти рассуждения Коломийцева напоминают. Вспомнил! Фридрих Энгельс писал о том, что измученное гнётом римской администрации население римской империи ждало германских завоевателей как освободителей. В качестве освободителей народов СССР от большевистского рабства, несущих освобождённым новый порядок и процветание, пытались изобразить солдат и офицеров вермахта гитлеровские пропагандисты. Миф о том, что победа гитлеровской Германии над СССР была бы благом для народов СССР, довольно сильно распространился в России в конце перестройки и начале правления Ельцина. Чего стоит одна шутка про баварское пиво. Призывы же отдать все предприятия и месторождения иностранным хозяевам, которые лучше сумеют ими управлять, из той же оперы. Однако даже Коломийцев признаёт, что проигравшим войну народам необходимо что-то отдавать. Это может быть земля или предприятия, если они есть, часть произведённого продукта, а может быть и личная свобода. Коломийцев же явно путает феодализм и капитализм. Если местное население личную свободу сохраняло, а земли лишалось, то это капитализм, и тогда непонятно заявление Коломийцева о зачаточном феодализме готов. Если же готы установили феодализм, то о какой личной свободе местного населения может идти речь? Об общественном устройстве готов мы ещё поговорим, а пока перейдём к тому, что Коломийцев подразумевает под выражением “Золотой век”. Понятно, что в период, когда сарматы нападали на оседлых соседей и собирали с них дань, а некоторых из них заставляли изготавливать для себя изделия из железа, золотого века не было. Но почему он наступил, когда вместо сарматов готы стали нападать на оседлых соседей и пользоваться результатами труда покорённого оседлого населения? Рискну предположить ход мыслей Коломийцева: потому что готы германцы, а германцы – представители высшей расы, потому, что государственные языки США, Германии и Великобритании относятся к германской группе, а когда господами становятся представители высшей расы - это и есть золотой век. Однако жители уничтоженных готами деревень, которым соответствуют такие памятники киевской археологической культуры, как Глеваха, вряд ли считали, что наступил золотой век. Не думаю, что покорение Германарихом северных народов происходило без гибели представителей последних. Кроме того, непонятен ни размер податей, которыми были обложены северные племена, ни то, как готы поступали с неплательщиками. Рискну предположить, что неплательщиков делали рабами и продавали. Возможно и такое: готы обкладывали целое племя вменённым налогом, а в случае неуплаты попросту хватали столько людей, сколько хотели. Если рабы не нужны были самим готам, то их продавали в Римскую империю, где рабы были очень дороги, или ещё куда-нибудь. Куда, скажу позже.  Однако такому своеобразному готскому “золотому веку” пришёл конец. Передаю слово готскому историку Иордану.

“Спустя немного времени, как передает Орозий, взъярилось на готов племя гуннов, самое страшное из всех своей дикостью”.

Далее следует изложение гипотезы о происхождении гуннов от ведьм и нечистых духов и описание борьбы гуннов с аланами и Боспорским царством. Затем Иордан снова возвращается к готам.

“Германарих, король готов, хотя, как мы сообщили выше, и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов. Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из вышеназванного племени [росомонов], по имени Сунильду, за изменнический уход [от короля], ее мужа, король [Германарих], движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Cap и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни. Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами. Везеготы же, т. е. другие их сотоварищи, обитавшие в западной области, напуганные страхом своих родичей, колебались, на что им решиться в отношении племени гуннов; они долго размышляли и наконец, по общему согласию, направили послов в Романию к императору Валенту, брату императора Валентиниана старшего, с тем чтобы подчиниться его законам и жить под его владычеством, если он передаст им для поселения область Фракии или Мезии. Кроме того, чтобы больше было им веры, они обещают стать христианами, если только будут им даны наставники, учащие на их языке”.

Короче готскому рейху пришёл конец, причём быстрый и неожиданный. По идее, лесные племена, которых терроризировали воины Германариха, должны были радоваться. Но не тут-то было! Готы были разбиты гуннами, но не уничтожены. Признав верховенство над собой гуннов, они сохранили некоторое самоуправление. Передаю снова слово готскому историку Иордану.

“Ввиду того что, следуя сказанному старшими писателями, я, насколько сумел, развил [те события], когда оба племени, остроготы и везеготы, составляли еще одно целое, а также с достоверностью проследил [историю] везеготов, уже отделившихся от остроготов придется нам вновь вернуться к древним их скифским поселениям и представить так же последовательно генеалогию и деяния остроготов. Про них известно, что по смерти короля их Германариха они, отделенные от везеготов и подчиненные власти гуннов, остались в той же стране причем Амал Винитарий удержал все знаки своего господствования. Подражая доблести деда своего Вультульфа, хотя и был ниже Германариха по счастью и удачам, с горечью переносил подчинение гуннам. Понемногу освобождаясь из-под их власти и пробуя проявить свою силу, он двинул войско в пределы антов и, когда вступил туда, в первом сражении был побежден, но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Божа  с сыновьями его и с семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных  Но с такой свободой повелевал он едва в течение одного года: [этого положения] не потерпел Баламбер , король гуннов; он призвал к себе Гезимунда, сына великого Гуннимунда, который, помня о своей клятве и верности, подчинялся гуннам со значительной частью готов, и, возобновив с ним союз, повел войско на Винитария. Долго они бились; в первом и во втором сражениях победил Винитарий. Едва ли кто в силах припомнить побоище, подобное тому, которое устроил Винитарий в войске гуннов! Но в третьем сражении, когда оба [противника] приблизились один к другому, Баламбер, подкравшись к реке Эрак, пустил стрелу и, ранив Винитария в голову, убил его; затем он взял себе в жены племянницу его Вадамерку и с тех пор властвовал в мире над всем покоренным племенем готов, но однако так, что готским племенем всегда управлял его собственный царек, хотя и [соответственно] решению гуннов”.

Посмотрим, как комментирует эти события Коломийцев. Для начала он отказывает Божу (Бозу) в праве считаться славянином. Затем Коломийцев и вовсе превращает его начальника концлагеря, устроенного гуннами для своих многочисленных военнопленных.

Объявив, что в IV веке ни Пеньковской, ни Пражско-Корчакской культуры ещё не существовало (Для этого ему нужно ещё дискредитировать работу И.О. Гавритухина “Понятие пражской культуры”!), он стал искать, кого бы ему назвать антами. Надо сказать, что Коломийцеву пришлось вспомнить и Вернадского и некие античные источники, упоминающие антов, кисиев и киссиантов. Племянник Германариха Витимир-Винитарий превращается у Коломийцева из врага славян и палача в борца за свободу. Далее я привожу сразу две цитаты из книги “Народ-невидимка”.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

– Но отчего же тогда в донском невольничьем районе не оказалось рабов из числа готов или вандалов? По крайней мере, их присутствие там не ощущается.

– Потому что у германцев нашёлся герой – Винитарий, который напал на Чертовицкое-Замятино, победил "злого короля" Боза, и, разумеется, освободил своих соотечественников. После они смогли уйти вместе с Радагайсом на Запад. Эти люди предпочли смерть неволе, хотя в итоге, многие из них всё же угодили в рабство, только римское. Более покладистые венеды предпочли остаться. Хотя у многих из них тоже был схожий выбор. Но, возможно, германские господа казались им ненамного лучше гуннов. В любом случае, как показало его величество Время, их жребий оказался более удачным. Они выжили, что для тех времён уже неплохо.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

А далее произошло вот что. К великому удивлению гуннов готы Витинария, усиленные согнанными с Севера вандалами и западными балтами, а также понтийско-кавказскими мастерами, вовсе не захотели покорно превращаться в рабов, но подняли бунт против своих господ. Предводитель остготов вздумал вернуть под своё крыло угнанных на Восток венедов, они же "анты" по терминологии гуннов, и напал на донскую базу кочевников. Надзиратели из числа гуннов, аланов и германцев во главе с неким Бозом вооружили подвластных им "антов" и сумели организовать отпор. В первом сражении войска готов терпят поражение, но отступать заговорщиком было некуда, они усилили натиск и сумели разбить импровизированное войско "восточного центра гуннской державы". Боз и семьдесят его ближайших сподвижников были распяты, вчерашние подданные приведены германцами к лояльности. Предводитель готов получает почётное прозвище "Винитарий", поскольку сами германцы по-прежнему называют покорённых "винитами", то есть венедами. А Иордан уже пользуется новым "гуннским" термином – анты, который со временем стал общеупотребительным, распространившись на ту часть венедов, что оказалась в рабстве у кочевников.

Как видим, война Винитария и Боза – не более чем конфликт из-за подданных между гуннами и готами, а сам легендарный предводитель антов Boz, которому вот уже который век поют осанну все ревнители славянской старины, имеет к нашим пращурам отношение не большее, чем сын Аттилы Эллак к племени акатиров, а золотоордынский хан Мамай к древним русичам. Впрочем, отбросим лишние эмоции, вернёмся к той обстановке, что сложилась на востоке Европы после того, как гунны отомстили за гибель Боза и его сподвижников и подавили бунт Винитария. Казалось бы, как раз после этого регион ожидает период относительной стабильности. Лидер известен – гунны. Они к тому же блестяще подтвердили свои права на господство над остальными обитателями Скифии. Чего же более? Но всё поворачивается самым неожиданным для степняков образом. Готы уходят. Точнее, в бега подаются остготы, вандалы, аланы и прочие остатки державы Германариха, которые пока ещё оставались на территориях Украины и Польши.

Этот второй исход по масштабам был вполне сопоставим с первой волной 375 года, когда за Дунай подались везеготы и часть остготских племён Поднепровья. Парижский археолог Мишель Казанский констатирует: "Черняховская культура в своём классическом виде внезапно исчезает около 400 года". Что же произошло? Вероятно, гунны, преуспевшие в разрушении, оказались не так искусны в созидании. Построить более-менее внятную империю на обломках державы Германариха им так и не удалось. Те племена, которые они полагали своими рабами, не смирились с предложенной им ролью, и при первом же удобном случае предпочли улизнуть от своих незадачливых господ. А хаос, царивший по всей Европе после вторжения свирепых кентавров, дарил им такую возможность, по крайней мере, манил открывающимися перспективами. "Если наши братья-везеготы сокрушили византийцев, отчего и нам не попробовать свершить подобный подвиг" – подобного рода мысли, несомненно, терзали умы германских вождей, не привыкших находиться в подчинении у иноплеменников.

Комментарий к цитате

В общем-то, версия Коломийцева чем-то похожа на содержимое листовок германских нацистов о евреях комиссарах, поработивших русский народ и заставивших его воевать со своими германскими освободителями. То, что освободители хотят одновременно быть господами и в перспективе должны поглотить освобождённые народы, особенно не афишируется, хотя и не скрывается. Однако, насколько всё же версия Коломийцева близка к истине? Начнём с того, что готский историк Иордан не упоминает никакого кочевого племени антов. Вот фрагмент, где он знакомит своих читателей с антами.

“В Скифии первым с запада живет племя гепидов , окруженное великими и славными реками; на севере и северо-западе [по его области] протекает Тизия ; с юга же [эту область] отсекает сам великий Данубий, а с востока Флютавзий ; стремительный и полный водоворотов, он, ярясь, катится в воды Истра. Между этими реками лежит Дакия, которую, наподобие короны, ограждают скалистые Альпы. У левого их склона, спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавенами и антами. Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра, и на север — до Висклы; вместо городов у них болота и леса. Анты же — сильнейшие из обоих [племен] — распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину; эти реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов”.

Вот и всё. Анты по Иордану - это всего лишь название тех венетов, что живут между Днестром и Днепром. Более того, склавины то же венеты, и очень логично было бы подыскать общую для склавинов и антов венетскую археологическую культуру, которая расположена между Вислой и Днепром. Для того времени, когда писал Иордан, то есть для середины VI века, есть только одна культура, которую можно назвать культурой венетов - это пражско-корчакская культура. Конечно, тут сразу же возникает два вопроса. Первый - как быть со сведениями Прокопия Кесарийского, по которым анты расселяются до Дона? Второй - если антам в IV веке принадлежат памятники пражско-корчакской культуры фазы 0, то где памятники склавинов IV века? Попробую ответить на эти вопросы.  То, что часть венетов называли в VI веке антами, не означает, что антами в VI веке не называли ещё кого-нибудь, например, пеньковцев или колочинцев. Создателей Пеньковской и Колочинской культур Иордан к венетам не причислял. Обе эти культуры сформировались, в отличие от пражско-корчакской культуры, только в V веке после смерти Винитария. Назвав венетов IV века антами и описав место современного ему проживания называвшихся антами венетов, Иордан попросту указал, где происходили бои готов Винитария с венетами Божа. В лесистой местности, где располагаются памятники пражско-корчакской культуры фазы 0, даже слабовооружённые венеты при наличии смекалки и боевого настроя могли доставить войскам Винитария много неприятностей. Винитарий стремился, помимо подчинения венетов, обезопасить свою тыловую волынскую группировку от партизанских налётов венетов, сохранить связи с Прибалтикой и возможно эвакуировать часть своих людей в лесную зону, где легче было бы обороняться от гуннов. Возможно, что после победы над Божем (Бусом) Винитарий объявил о независимости от гуннов и попытался поднять на борьбу с гуннами всех готов. В таком случае, Баламбер не заступался за антов-венетов, а просто подавил восстание одного из своих вассалов. После подавления восстания Винитария гуннами и готами Гезимунда волынская группировка вельбарской культуры готов исчезает, а на левобережье Днестра появляется пражско-корчакский памятник фазы 0 Бернашевка.

Похоже, что для славян свирепые гунны были просто благодетелями. Но Коломийцев считает по-другому. Оказывается, что гунны устроили славянам настоящий ад. И нас ждёт ещё один сюрприз.

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

– Видите ли, Уотсон, речь идёт не о том, что анты и склавины угодили в подчинение к кочевникам, как прочие племена нашего континента. Разговор ведь совсем о другом. Не славяне были рабами гуннов, а гуннские рабы стали основой для образования ранее не существовавших в природе славянских народов. Судите сами. Гунны бесцеремонно вытащили венедов из тех лесов и болот, куда их загнали восточные германцы и собственные распри. Кочевники притянули их на длинном аркане в лесостепи. Вы только представьте, друг мой, как это происходило! Опустели тысячи посёлков по всей бескрайней Северо-восточной Европе. Рыдают над убитыми женщины и дети. Угрюмые всадники с деформированными черепами и жуткими лицами молча наблюдают, как их подручные из числа германцев или западных балтов связывают бесчисленных пленных, выстраивая их в бесконечные колонны. Трагедия многих народов прячется за скупыми словами археологов о "глубоком проникновении в лесную зону немногочисленных, но сильных в военном отношении групп населения". Но это был не конец людских мучений, а самое их начало. Впереди пленников ждал долгий и трудный путь. Например, с Припяти на Днестр или Южный Буг. Они пойдут в неизвестность, оставив всё нажитое, на руках – лишь малые дети. Слабые и больные по дороге погибнут. Кто-то потеряет близких, поскольку тех поведут иной тропою в другие невольничьи центры. На местах их снова разделят: кого-то отправят к печам, плавить металл, другие станут жечь древесный уголь, третьи обернутся пахарями, некоторые, кому повезёт – пастухами. Многие на всю жизнь потеряют не только близких, но и друзей, дальних родственников, соседей. Вырванные из привычной среды, они окажутся на чужбине, рядом с людьми, которых почти не знают. Это и есть невольничьи центры, Уотсон. Кочевники слепили из венедских масс, как из теста, те формы, которые им требовались, сложив несчастных пленников в определённые новые общности и прикрепив их к конкретным областям обитания. Свирепые кентавры не просто дотла разрушили их прежний мир, но превратили всех выживших в каторжников, посадили под надзор надсмотрщиков, сделали из многих рабов-литейщиков, заставив выполнять самую тяжкую и вредную работу, которая только существовала в раннем Средневековье. Но даже не это оказалось для праславянского этноса самым страшным. Гораздо печальнее было то, что их лишили элиты. А значит, обрекли на положение тела без головы. Готы, аланы, гепиды и прочие племена континента сохранили собственных вождей. У них были люди, которые могли принимать решения. Вокруг лидеров всегда формировалось ядро племени – воины, мудрецы, жрецы, знахари, барды, слагающие песни, а значит, сохраняющие историческую память народа, та прослойка, что имеет отношения к организующему началу. Гунны одним взмахом своего тяжелого меча срубили с венедских плеч все зачатки племенного интеллекта. Почти на столетие они обрекли массу людей на жизнь в беспросветном мраке. Утром встал – тебя гонят на работу, вечером, выбившийся из сил, ты вползаешь в свою землянку. Горсть зерна, сваренного в горшке, из которого тебе и придётся хлебать кашу. И так день за днём, весь твой век. И дети твои будут в кандалах, и внукам достанется схожая доля. Состаришься, станешь немощным, тебя прикончат, дабы не кормить лишний рот, и некому будет рассказать внучатам сказку или сложить легенду.

Комментарий к цитате

Очень похоже на заявление Гитлера и не только его, что большевики обезглавили Россию, лишив её элиты, интеллигенции. А дальше по шаблону, ГУЛАГ, рабы на заводах, рабы в колхозах и так далее по списку. Пишу так ёрнически потому, что считаю, что все описанные Коломийцевым насилия гуннов над предками славян, мягко говоря, сильно преувеличены. Сюрприз же заключается в том, что венеды оказывается не славяне, как мы думали. А то, что в “хрониках Фредегара” западные славяне VII века именуются винидами - это так, совпадение. В следующей своей книге “Славяне: выход из тени” в главе “А был ли остров?” Коломийцев начинает атаку на археологов, пытающихся отыскать следы славян.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

“Но позвольте, на поселении Остров, раскопанном Александром Егорейченко, как раз была обнаружена типично вельбаркская подвязная фибула. Тамошние обитатели вообще смотрятся скорее как окраинный вариант гото-гепидского мира. На изолянтов они вовсе не похожи, поскольку практически со всех сторон окружены памятниками восточных германцев. Впрочем, и селение Петриков расположено не так далеко от вельбарских владений. Буквально напротив от него, на другой стороне Припяти находилась гото-гепидская деревня. Что касается последнего из трёх "протопражских поселений" внутри "белого пятна", то оно разыскано вообще на территории колочинской культуры, в непосредственной близости от самого Колочина, и специалисты сомневаются в том, надо ли его вообще отделять от данного сообщества. Уж больно эти люди смахивают на прочих обитателей берегов Десны. Скорее всего, это просто окраиное селение колочинцев, определённо испытавшее влияние со стороны более северных компонентов.

Весьма любопытно также, что белорусские археологи, на труды которых так любят ссылаться их российские коллеги, видят на берегах Припяти вовсе не северных пришельцев типа Абидни, и, уж тем более, не Заозёрья, а, скорее, местный, полесский вариант поздних зарубинцев, так называемый Кутово-Радость или тип Куракино. По их мнению, эти люди – давние аборигены Припяти, позже вытесненные из мест своего прежнего обитания всё теми же гото-гепидами. В сложении изгнанников прослеживается значительное влияние западных пшеворцев-вандалов и северных штриховиков-балтов. Но самое смешное, что ссылаются белорусские исследователи при этом, в основном, на материалы всё тех же поселений Остров и Петриков. Древности получились прямо-таки резиновые – каждый из учёных тянет их в свою сторону.

Казалось бы, ситуацию мог прояснить главный авторитет в протопражском вопросе – Игорь Гавритухин, но на прямой вопрос журналистов об истоках открытого им явления учёный ответил настолько уклончиво и неопределённо, что создалось впечатление – он сам ещё только выбирает, какой вариант ему предпочесть, чтобы не промахнуться: "В формировании пражской культуры участвовали какие-то потомки зарубинецкого населения (полесский вариант зарубинецкой культуры), какие-то группы, связанные с культурой штрихованной керамики и, вероятно, другие. Но говорить конкретно об этом трудно". Какие-то те, какие-то эти, ещё другие, что-либо утверждать довольно сложно. Но ядро находится только здесь, в другом месте даже не ищите!

Меж тем, вполне очевидно, что в нейтральной полосе между цивилизацией восточных германцев и сообществами лесных балтов мы наталкиваемся на присутствие всего-навсего окраиных поселений и остаточных маргинальных групп. Проще говоря, в данной пустыне, на границе ряда культур, могли находится последние из продвинувшихся на Северо-восток колочинцев, а на Юг –"штриховиков", также, видимо, тут скрывались беглецы из самых разных областей лесной зоны Поднепровья. Вот почему учёные оказались не в состоянии элементарно сговориться меж собой относительно происхождения этих древностей. Сюда могли отступить остатки разбитых соседями венедских племён, типа Абидни или Курадово. Кроме того, в те времена тоже встречалось некоторое количество асоциальных элементов: насильников, убийц и прочих извергов, которых за свершённые ими злодеяния порой изгоняли из родных мест. В таком случае тем не оставалось ничего другого, как податься в "зону взаимного страха". Естественно, что боясь показаться на свет Божий, изгои доходили до крайней степени одичания, практически до полной деградации. Маловероятно, чтобы эти малочисленные и разрозненные беглецы, рассеянные к северу от Припяти, образовали какое-либо единое сообщество. Скорее, тут каждый был сам за себя и выживал как мог. Вот почему, кроме "крайней бедности и архаичности керамических форм", учёные не могут указать ни одной другой черты, объединявших этих людей. Даже керамика у них очень разная. Тип Курадово не похож на Абидню, последняя отличается от Колочина, тот, в свою очередь, от Заозёрья, который тоже далеко не точная копия штриховой посуды. И надо обладать достаточно развитым воображением, чтобы в этих, собранных с бора по сосенке, разнородных осколках северного лесного мира разглядеть пражские черты.

В любом случае приходится признать, что пресловутое "единое ядро" оказалось настолько рыхлым, что распадается на куски при первой же попытке взять его в руки. По-настоящему это даже "ядром" назвать сложно, так – горсть пыли”.

Комментарий к цитате

Во-первых, И.О Гавритухин вовсе не обязан иметь то же мнение, что и другие русские учёные. А.Г. Фурасьев пытался выводить пражско-корчакскую культуру из Абидни, но потом стал утверждать, что Прага-Корчак и Абидня не происходили друг от друга, но имели общий исток. Не исключено, что у некоторой части людей, принявших участие в формировании верхнеднепровского варианта киевской культуры, то есть памятников типа Абидня, были те же предки, что и у создателей пражско-корчакской культуры. Взгляды А.Г. Фурасьева на происхождение пражско-корчакской культуры явно сблизились с взглядами И.О. Гавритухина. А вот фрагмент работы “Понятие пражской культуры”, в котором И.О. Гавритухин излагает свою версию происхождения пражско-корчакской культуры.

“Культурно-хронологические группы, на основе которых сложились памятники фазы «0» ПК, во многом только начинают проявляться. Недавние исследования В.Г. Белевца и В.С. Вергей позволяют говорить о памятниках типа Кутова - Радость на западе Полесья и типа Курадово в его Турово-Пинской части, датируемых раннеримским и началом позднеримского времени и отражающих традиции полесского варианта зарубинецкой культуры во взаимодействии с периферией культуры штрихованной керамики и некоторых других «лесных» групп (Белявец 2004; Белявец, Вяргей 2005; Белевец 2008; Вергей 2008). Причем количество таких (важно, что надежно документированных) памятников увеличивается практически каждый год, а атрибуция их как принадлежащих позднезарубинецкому культурно-хронологическому горизонту едва ли может вызывать возражения”.

Таким образом, оказывается, что утверждение Коломийцева об имеющейся непреодолимой пропасти между российскими и белорусскими археологами есть не что иное, как ложь.

Во-вторых, с каких это пор по одному датирующему предмету определяют этническую принадлежность археологического памятника. На поселении Остров найдена готская фибула IV века, но всё остальное к готам никакого отношения не имеет. Для того, чтобы причислить создателей этого памятника к представителям окраины гото-гепидского мира, нужно чтобы хотя бы найденная в нём керамика, была бы похожа на керамику вельбарской культуры. Увы! Не обязательно быть археологом, чтобы понять, что керамика пражско-корчакской культуры даже самая ранняя совсем не похожа на керамику вельбарской культуры. Достаточно взглянуть на иллюстрации, где приведена керамика этих культур.

В-третьих, какое нам дело до вельбарских (гото-гепидских) памятников, расположенных южнее реки Припять, если на пражско-корчакских поселениях Петриков и Снядин не обнаружено ничего вельбарского?

В-четвертых, какое нам дело до колочинской культуры появившейся в V веке, если пражско-корчакское поселение Мохов относится к IV веку?

В-пятый, с какой стати керамика ранних пражско-корчакских памятников должна совпадать с керамикой Абидни, Колочина или культуры штрихованной керамики?

В-шестых, Коломийцев, пытаясь оспорить принадлежность к пражско-корчакской культуре таких белорусских памятников Остров, Петриков и Мохов (о Снядине и Стругах он не упоминает), начисто забывает о таких украинских памятниках пражско-корчакской культуры фазы 0 как Оболонь, Корчак, Тетеревка и Бернашевка. Конечно, некоторые их них, например, Бернашевка появились позднее белорусских, но всё же такое молчание Коломийцева подозрительно.

В-седьмых, упоминание И.О. Гавритухиным нескольких источников пражско-корчакской культуры свидетельствует не о его растерянности, а о его признании участия всех этих источников в формировании новой пражско-корчакской культуры. Правда, И.О. Гавритухин забыл упомянуть о некотором участии в формировании пражско-корчакской культуры носителей пшеворской культуры. Дело в том, что пряслица, найденные при раскопках пражско-корчакских памятников, в том числе и ранних, похожи не на курадовские или киевские, а именно на пшеворские. Кстати, пряслица пражско-корчакской культуры отличаются от пряслиц соседствующей с ней на севере банцеровской культуры, несмотря на некоторое сходство этих культур по керамическому комплексу. Возможно, какая-то часть пшеворцев Волыни и Побужья во время массового переселения готов Причерноморье покинула привычные места обитания и вместе с создателями памятников типа Курадово и Радость-Кутово приняла участие в создании пражско-корчакской культуры.

В итоге, Коломийцев пытается поднять на смех саму идею того, что какая-то культура могла зародиться в припятском Полесье. Хотя он сам писал в своей книге, что климат в IV веке был более сухой, чем в современности. Даже пинские болота в IV веке были далеко не такие обширные, как сейчас, а такие памятники как Петриков, Снядин, Мохов, Корчак, Тетеревка и Оболонь и вовсе находятся за пределами заболоченных областей. Ареал раннепражских памятников по Гавритухину никак не меньше ареала ранних германских ясторфских памятников в низовьях Эльбы, но для Коломийцева он всё равно слишком маленький. Почему-то Коломийцев, говоря о ранних ясторфских памятниках, не вспоминает об убийцах, насильниках и прочих извергах, бежавших в болотистые и заливаемые морскими наводнениями земли. Это же германцы! Для них Коломийцев придумал затопленные в море острова, германскую Атлантиду. Правда, это он сделал в другой своей книге. Большой заслугой археологов следует признать выделение ранних пражско-корчакских памятников, часть которых находится местностях, затапливаемых ныне паводками или заражённых радиацией. Но Коломийцеву их открытие не нужно. Почему, будет видно дальше. В главе “Эхо большого взрыва он критикует идею возникновения языка в Белорусском полесье, а заодно сравнивает готов с их северными лесными соседями.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

Давайте прикинем, хотя бы в приблизительном исчислении, как нашествие болотного племени выглядит в конкретных цифрах. До 375 года на просторах Восточной Европы проживало как минимум 11-12 миллионов человек. Из них на долю населения Готского царства приходилась львиная часть – не менее 10 миллионов. Это было сплочённое, высокоразвитое и хорошо организованное сообщество во главе с восточными германцами. Сложные узы родственных этнических связей, соединяли племена, жившие в самых разных краях империи Германариха: в Прибалтике и на Висле, на Волыни и в Карпатах, в Трансильвании и в Крыму, на Днепре и на Дунае. С ещё более отдалённых мест – из Скандинавии и Ютландии, с острова Готланд – приплывали на кораблях молодые отважные витязи, чтобы служить при дворе могучего восточноевропейского владыки.

Необъятные целинные просторы были вздыблены, подняты и облагорожены при помощи готского плуга. Отстроены тысячи посёлков. Блестящие технические достижения: ручные мельницы, собственное стекольное производство, прекрасная гончарная посуда и совершенные орудия труда соседствовали здесь с изящными украшениями и изобилием видов оружия. Полноводная река серебряных монет беспрестанно текла сюда из пределов Империи, в качестве платы за службу готских отрядов в рядах римской армии.

Рядом с этой передовой цивилизацией своего времени, в глухих днепровских лесах проживали отсталые племена балтов: киевляне, штриховики, днепро-двинцы, мощинцы. Сколько их там было? Учитывая невеликие возможности тех мест по прокорму населения, вряд ли последнего было здесь больше миллиона. Причём, как минимум половина из этого числа приходилась на долю южной окраины балтского мира – венедов киевской культуры, значительная часть которых к тому же успела попасть в зависимость от всё тех же германцев. В целом земледельцы Готского царства вели непрерывное наступление на земли своих лесных соседей, они корчевали леса, осушали болота, упорно продвигались всё дальше и дальше на Северо-восток. Исторически балтские племена были обречены на поглощение восточными германцами, как чуть раньше последними оказались ассимилированы народы Центральной Европы: кельты, лужицкие венеды с берегов Вислы, фракийцы Карпатских гор и прочие. Однако, до поры лесные обитатели держались. С германскими властителями Скифии их всё ещё разделяла неширокая "полоса отчуждения", с каждым годом теснее сжимавшаяся вокруг дебрей Верхнего Поднепровья, как веревка на шее приговорённого к повешению.

Комментарий к цитате

Из этого отрывка ясно, что Коломийцев считает исторически предопределенным то, что все земли Украины, Белоруссии, России, Литвы и Латвии должны были войти в состав великого германского рейха, а их коренные обитатели должны были быть либо истреблёнными, либо ассимилированными восточными германцами. Категоричность утверждений Коломийцева похожа на тот отрывок из «Main kampf», где Адольф Гитлер писал о своих планах завоевания России: “Сама судьба указывает нам перстом!”. Однако, в IV веке, как известно, германцам не повезло. Далее Коломийцев вновь возвращается к проблеме происхождения славян.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

Не знаю, долго ли ещё слависты намерены ломать эту позорную комедию. Однако, рано или поздно, им всё равно придётся признать тот неоспоримый факт, что население корчакской, пеньковской и колочинской археологических культур того времени – всего лишь гуннские невольники, согнанные кочевниками со всей Скифии. И никем другим они даже в принципе быть не могли. Разумеется, среди тогдашних восточных европейцев, оказавшихся на территории бывшей Готии, немало было и выходцев с лесного Севера: из припятских болот, Подесенья и Верхнего Поднепровья, но явились они сюда вовсе не как грозные завоеватели, а в качестве несчастных рабов, ведомых на прочных арканах вслед за медленно ступающими степными лошадьми.

– Вы хотите сказать, Холмс, что всё это время мы с вами искали то, чего в природе никогда не существовало? Когда наше расследование только начиналось, вы надеялись представить всем самых ранних славян, живших в немыслимой глубине веков, докопаться до древнего корня данного народа. А теперь выходит, что до прихода в Европу гуннов никакого "славянского истока" в принципе быть не могло. Его даже в теории не существовало! Поскольку сложились наши герои из тех разрозненных осколков Готского царства и лесных племён Поднепровья, что были согнаны свирепыми кочевниками в многочисленные невольничьи центры. Кто бы мог подумать, что славяне – всего лишь потомки гуннских рабов?! Как покорных, так и беглых. Они – гремучая смесь всех восточноевропейских народов, отлитая в новые формы пришлыми степняками. Именно поэтому бесчисленные попытки найти славянских пращуров, предпринимаемые ранее учёными, неизменно терпели поражения. Предков нигде не могли найти, потому что они обитали буквально везде, жили повсюду сразу. Славяне в древности – это не какое-то одно племя, по случайному недоразумению неизвестное летописцам, а хорошо знакомые античным авторам народы: лесные балты Поднепровья, фракийцы с Карпатских гор, "скифы-пахари" Северного Причерноморья, венеды долины Вислы, могущественные германские завоеватели: готы, гепиды и вандалы, и даже жители Римской империи, обретавшиеся на Балканском полуострове. Ведь многие из них тоже оказались в гуннской неволе.

Комментарий к цитате

Ну вот, наконец, мы c Коломийцевым и пришли к логическому концу. Славяне оказывается – это потомки разноплеменных гуннских рабов, а их языки соответственно – это языки, созданные гуннскими рабами для общения между собой. Далее Коломийцев пытается раскрыть процесс происхождения славянских языков.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

– Конечно, Уотсон, чертовски соблазнительно всю разницу в языках балтов и славян списать за счёт гуннов. Это, к тому же, весьма удобно, поскольку данный язык никому не известен и мы можем смело воображать о его особенностях всё, что нам заблагорассудится. Не правда ли, доктор? Не смущайтесь, должен признать, что ваша версия выглядит даже несколько правдоподобней балто-бастарнского гибрида Марка Щукина, возникшего, якобы, в дебрях Поднепровья. Соглашусь и с тем соображением, что пока лесные обитатели оставались в родных краях, да ещё в окружении балтских народов, их практически невозможно было заставить отречься от родной речи. Но вырванные из привычной среды и насильно перемещённые гуннами на украинские равнины, они оказывались принципиально в иной ситуации, поскольку, вне всяких сомнений, были обречены на языковые контакты с иноземцами. Ведь этим людям надлежало хоть как-то объясняться со своими господами, которые, в свою очередь, требовали неукоснительного выполнения приказов. Таким образом, мы получаем идеальную площадку для формирования нового языка. Только боюсь, что в подобных условиях возникнуть мог лишь пиджин.

– А что это ещё за "зверь" такой, Холмс?

– Не пугайтесь, доктор, всё очень просто. Данным термином филологи называют упрощённые языки, слепленные на скорую руку, по принципу "моя твоя понимай", из двух и более неродственных наречий. Как правило, пиджины небогаты лексикой – от тысячи до полутора тысяч простейших слов. Там используются самые примитивные формы словообразования, элементарные способы построения предложений, практически отсутствуют сложные правила и какие-либо речевые законы. По сути – это не полноценный язык, а, скорее, экстренное средство межнационального общения, позволяющее хоть как-то преодолеть пропасть полного взаимонепонимания. Те, кто его используют, знают наряду с ним и родной язык. И как только острая необходимость в таком своеобразном "костыле" отпадает, от него почти всегда тут же отказываются. Яркий пример пиджина – это речь, при помощи которой белые плантаторы изъясняются со своими чернокожими рабами где-нибудь в Латинской Америке или на Карибских островах. Основа такого "языка" – ломанный испанский или португальский.

– Насколько я вас понял, Холмс, вы полагаете, что нормальная речь не возникает в общении рабов и их хозяев? И всё, что могло сложиться во взаимодействии гуннских повелителей и балтских подданных – это убогий пиджин? Да и тот должен был умереть с уходом кочевников. А не бывает из этого правила каких-либо исключений? Разве нет случаев, когда речевой "костыль" переживает своих создателей и превращается в нечто более полноценное?

– Отчего же, такая ситуация вполне возможна. Порой пиджин дотягивает до так называемого креольского языка. Тогда он действительно становится почти нормальным наречием. Представьте себе, Уотсон, плантацию сахарного тростника где-нибудь на Барбадосе. На ней с утра до вечера под палящим солнцем в поте лица своего трудятся чернокожие рабы, привезённые из разных частей Африки, которые с трудом понимают даже друг друга. Хозяева и надсмотрщики – испаноязычные европейцы. На базе примитивной испанской лексики и отдельных африканских слов здесь возникает простейший пиджин. С этим, надеюсь, всё понятно? Но проходит пара-тройка десятилетий, подрастают дети чернокожих рабынь, в том числе и от белых господ, и новое поколение невольников начинает воспринимать местный "костыль" в качестве родной речи. Оно на нём думает и говорит, не зная ничего иного. Так, собственно, и возникает креольский язык. Как правило, он, впрочем, богаче первоначального пиджина, поскольку со временем хозяева и рабы начинают лучше понимать друг друга. Следующее поколение надсмотрщиков и невольников добавляет в речь всё новые слова и формы. Креольский язык, по сравнению с пиджином, даёт больше возможностей для нормального общения. Поэтому он полностью вытесняет прежние африканские наречия. Обитатели плантации вскоре их начисто забывают. Однако, даже тогда язык самих плантаторов – в данном случае испанский – всё равно воспринимается как престижный, а креольский, напротив, остаётся уделом невольников, а, следовательно, в глазах обитателей плантации он мало привлекателен. Поэтому сами креолы всеми правдами и неправдами пытаются выучить испанский. Для них это – как пропуск в верхи общества. На острове идёт ползучий процесс декреолизации. То есть, язык низов постепенно сближается с наречием колонистов. И если ничего не менять, то в один прекрасный день все островитяне заговорят на чистом испанском языке. Убогий пиджин через стадию креольского языка дорастёт, наконец, до той речи, к которой он всё время неуклонно стремился. Но, допустим, в некий момент времени, в самый разгар языкового процесса, господа внезапно куда-то исчезают. К примеру, случилась революция, и белые обитатели острова его срочно покинули. Тогда креольский язык, так и недоразвившийся до оригинального испанского, получает все шансы стать господствующим в данной местности. Ведь он оказывается единственным средством общения нового этноса – барбадосцев. Понимаете, Уотсон, к чёму я клоню? Креольский язык – это путник, застрявший на половине дороги от примитивного пиджина к господской речи, из ломанного варианта которой он, собственно, и появился.

– Но, Холмс, разве то, что вы мне сейчас рассказали, один в один не повторяет наш случай? В гуннскую эпоху на Востоке Европы возникают многочисленные невольничьи центры, считайте, те же самые плантации. На них трудятся рабы, говорящие на балтских языках, там же проживают их степные господа. И первые подчинялись вторым довольно короткий промежуток времени, явно недостаточный для того, чтобы полностью усвоить гуннскую речь. Самые первые невольничьи поселения возникают здесь не раньше начала V века. Ведь кочевники не сразу сообразили, что им делать с разбегающимся от них во все стороны населением. А уже к 454 году гунны терпят поражение у реки Недао, и в 469 году отрезанную голову последнего из сыновей Аттилы, решившего вторгнуться в пределы Империи – Денгизиха – выставляют на потеху публике в Константинополе. Самое позднее, в начале 80-х годов того же столетия эти некогда грозные завоеватели навсегда покидают Скифию, поскольку под 475 годом летописи замечают здесь булгарские племена. Всего лишь два поколения бывших лесных балтов пробыло в гуннской неволе. Затем они внезапно освободились. Булгары, которые пришли сюда после гуннов, во-первых, принесли новый язык, во-вторых, в связи со своей малочисленностью, не могли заменить собой грозных завоевателей. Вот и получается, что невольники к моменту избавления от гнёта кочевников находились как раз на стадии креольского языка. Их балто-гуннский гибрид в дальнейшем и стал основой славянской речи!

Комментарий к цитате

Доходчиво. Странно, что ни один профессиональный лингвист не считал славянские языки такими молодыми. Они ведь успели разбежаться друг от друга достаточно далеко. Например, русский и македонский языки имеют сходство по Сводешу 70%. И что-то не слышно от лингвистов ничего о большей простоте славянских языков по сравнению с языками балтскими. Даже Коломийцев вынужден это признать. И сразу же начинает искать выход.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

Главная и неразрешимая проблема заключена в том, что славянская речь даже в принципе не могла возникнуть ни в качестве пиджина, ни в виде креольского языка. Это просто исключено.

– Но почему, Шерлок?

– По той очевидной причине, что славянский язык по своим конструктивным особенностям довольно сложен и не уступает в данных параметрах прочим индоевропейским наречиям. Причём часть речевых структур роднит славян с балтами. Из них отдельные находят соответствие в западнобалтских наречиях, например, в прусском, другие – в восточнобалтских: литовском и латышском. Однако, почти половина конструкций, имеющихся в славянской речи, начисто отсутствует в балтском мире, хотя есть у них отдельные индоевропейские аналоги. Поэтому и возникла версия, что славянский язык имеет гибридное происхождение. Гипотетически это выглядит следующим образом: народ, скажем, носитель южного лесного балтского языка, одинаково далёкого и от восточных и от западных родственников, оставил половину структур из родной речи, а другую взял из некого неустановленного пока индоевропейского наречия степного происхождения. При этом создатели нового диалекта ничуть не упрощали конструкции балтской речи, не ломали они и формы неизвестного нам языка. Для этого они должны были в совершенстве владеть обоими. Понимаете, доктор? Именно такой вариант лингвисты называют "смешанным языком", он же "mixed language". Это третье наречие, созданное из двух изначальных, и оно ничуть не проще любого из родительских. Mixed language вы не за что ни отличите от любого иного полноценного языка, особенно, если вам неизвестны его исходные компоненты. А речь креолов, как ни крути, навсегда останется лингвистическим "костылём", пусть даже основательно модернизированным. У креольских языков, не говоря уже о пиджинах, главными отличительными особенностями являются упрощённая грамматика, фонетика и орфография. И за основу там берётся речь господ, а не невольников. А у нас ситуация фифти-фифти. И никаких упрощений! Таким образом, доктор, всё что могло возникнуть внутри "варварских королевств" – это ломаный вариант гуннского языка или даже гунно-готского микса. Славянская речь отличается от подобного "костыля", как дворец князя от землянки бедняка. Даже если представить её в качестве "mixed language", всё равно приходится признать, что она никак не могла зародится в отношениях "раб-хозяин". Слишком сложно устроено для этого славянское наречие. Его создателями не были простые невольники.

– А кто же тогда, чёрт возьми, мог это всё сконструировать, пусть даже чисто теоретически?

– Некий народ, занимающий промежуточное положение между условными "повелителями" и "рабами". При этом балтский язык, который в данном случае выступает, как "низший", менее престижный, для этих людей был родным. То есть, по происхождению "творцы", несомненно, являлись именно лесными балтами, Уотсон. Но они в совершенстве знали и второй, "господский" язык. Что, само по себе, подразумевает их довольно высокий статус. Причём, в отличии от креолов, которые стремятся овладеть речью своих хозяев, но лишены такой возможности, эти гипотетические создатели нового диалекта, напротив, вполне осознанно хотели себя от носителей наиболее престижной речи каким-то образом отделить. Но и с бывшими соплеменниками разговаривать на одном языке они не желали. Поэтому и принялись конструировать новую речь из двух им хорошо знакомых.

– Холмс, но всё, что мы знаем о гуннской эпохе, свидетельствует в пользу того, что роль "надсмотрщиков" для грозных кочевников исполняла германская и, в меньшей степени, сарматская элита. Вряд ли бы она снизошла до изучения балтских наречий.

– В том то всё и дело, Уотсон. Я бы нисколько не удивился, друг мой, если бы в эту эпоху возник некий гото-гуннский гибрид. Но между лесными балтами и степными владыками лежала настоящая пропасть. В этом плане правы те археологи, которые полагают, что грозные гунны почти не пересекались с будущими славянами. В какой-то степени это соответствует действительности. Ведь те, кто вскоре назовёт себя славянами, не являлись невольниками кочевников напрямую. Им досталась участь ещё хуже. Они были рабами их рабов. В гуннскую эпоху они занимали самую низшую ступень социальной пирамиды. А значит, если новый язык и сложился из двух наречий, балтского и неизвестного индоевропейского, то произошло это явно в другое время и в ином месте. На роль одного из родителей славянской речи грозные кочевники совершенно не годятся. Их взаимоотношения с лесными балтами оставляют в этом плане желать лучшего. Для создания же того гибрида, о котором мы рассуждаем, требовалась принципиально иная ситуация и другое историческое мгновенье. Нам нужен кто-то лучше гуннов, в том смысле, что связи этого народа с будущими славянами должны быть гораздо теснее и ближе.

Комментарий к цитате

То есть, по мысли Коломийцева, пинджин, развившийся в креольский язык в гуннское время на роль общеславянского языка не подходит, а пинджин, развившийся в креольский язык в более позднее время на ту же роль подходит идеально. Посмотрим, какие ещё открытия в лингвистике сделает Коломийцев. Осталось найти тот народ, связи которого с будущими славянами должны были быть гораздо теснее и ближе, чем у гуннов.

Цитата из книги Коломийцева “Славяне: выход из тени”

– Вы хотите сказать, Холмс, что язык – это, по сути дела, единственный стержень, объединивший такую огромную массу восточноевропейцев, что только он стал основой их этнического самосознания?

– Именно так, Уотсон! На территории, превышающей размеры Империи Аттилы немыслимое количество народов по большей степени вполне добровольно перешло на ту речь, которой, как мы с вами подозреваем, в середине VI века ещё не было. И сложился этот язык на основе наречия одного из самых отсталых племён нашего континента – лесных балтов, тысячелетиями обитавших где-то в дебрях Поднепровья. Разве это не загадка загадок, Уотсон? Разве она не стоит того, чтобы поломать над ней наши головы?

– Головоломку я вижу прекрасно, причём мне она кажется невероятно сложной, а вот как найти на неё правильный ответ – ума не приложу!

– Уотсон, я никогда не устану повторять для вас свою главную заповедь: чтобы нечто найти – надо ясно понять, что именно ты ищёшь. И тогда потеря находится самым волшебным образом, без лишних усилий. Почему все наши предшественники терпели неизменное поражение в деле поисков славян? Потому что они толком не сознавали, что именно желают найти, или пытались отыскать то, чего не существует в природе. Им хотелось обнаружить скромное племя, которое до ухода гуннов никому известно не было, поскольку скрывалось от всех в таинственной глуши. Там в непроницаемых для света чащах оно вдруг обрело новую речь, после чего превратилось в непобедимых героев или, на выбор, в плодовитых кроликов. Затем эти люди покидают родные дебри и покоряют всех соседей в округе. Вариант – размножаются, вытесняя тех. Так захватывая всё новые земли и увеличивая свою численность в геометрической прогрессии, данный народ должен был занять половину Европы. Конечно, подобного монстра никто никогда не отыщет, потому что его никогда не было. Значит, объектом поисков должно быть нечто другое.

– И что же?

– Доктор, мы с вами обнаружили на Востоке Европы по крайней мере четыре племени, которые так или иначе поучаствовали в так называемой "славянской колонизации". Это склавины с Нижнего Дуная, анты со Среднего Днепра, дулебы с Волыни, Припяти и Киевщины и колочинцы с Десны. При этом по крайней мере часть этих племён могла сохранить язык лесных балтов, ту основу, на которой может возникнуть славянская речь. Таким образом, у нас в руках уже почти половина той головоломки, которая вам кажется почти неразрешимой. Вместе с тем все эти четыре народа – мирные земледельцы, практически безоружные пахари. Всё, на что они способны, это порой совершать налёты на земли Империи, пока её войска находятся вдалеке. Ни один из этих этносов не похож на подлинных завоевателей, не так ли, доктор? Вдобавок для создания нового языка нам не хватает ещё одного компонента – степного индоевропейского. И после этого вы меня спрашиваете, Уотсон, что же нам искать? Представьте, что у нас есть четыре мирных травоядных создания, а нам надо, чтобы некто безжалостно их забил и из тушек и шкур создал нечто единое и целое. Конечно же, мы ищем хищника, Уотсон! Грозного зверя с клыками почти до самой земли. Степного разбойника. Почти такого же страшного, как гунны. Только он для наших героев должен сыграть куда более положительную роль. Ему с ними надлежит почти породниться. Ведь только так мог возникнуть язык, который мы знаем под именем славянского.

– Но разве так бывает, Шерлок? Разве в природе существуют хищники, добрые к своим жертвам?

– Я ведь не говорил, что этот зверь должен быть непременно добрый, Уотсон. Просто, полагаю, он очень нуждался в помощи наших героев. Без них обойтись никак не смог. А, впрочем, к чему эти долгие разговоры? Немедленно снаряжаем новую экспедицию! Мне не терпится увидеть следы нашего хищника на пыльных дорогах истории.

Комментарий к цитате

Этот хищник - Аварский каганат. Конечно, в таком случае язык аваров просто обязан быть индоевропейским. Таким образом, образование единого славянского языка переносится Коломийцевым на период от 560 года до 620 года, когда Ираклий I заключил ряд договоров с болгарами и сербами, после чего они стали независимы от авар. Странно, что Коломийцев не говорит ни слова о том, кто из профессиональных лингвистов готов поддержать его версию происхождения славянских языков. Но я хочу вернуться к теме рабства у гуннов и кое-что уточнить

Цитата из книги Коломийцева “Народ-невидимка”

– И всё же, Шерлок, согласитесь, что прямыми данными о том, что склавины и анты находились в рабстве у кочевников историческая наука не располагает.

– Смотря, что считать в качестве таковых. Конечно, можно упрямо требовать непосредственных свидетельств средневековых хронистов, но вы не хуже меня знаете, что в пятом столетии летописи вообще не упоминают антов и склавинов. Ни в каком качестве. Ни как рабов, ни как свободные народы. И само по себе это серьёзный факт, над которым стоило бы задуматься учёным. В самом деле, археологи уверяют нас, что всё V столетие проходит под эгидой наступающих славян. Они в это время занимают огромные пространства европейского континента, вплотную приблизившись к границам Восточно-римской империи. Меж тем, единственное упоминание об этом периоде истории славян заключено в рассказе Иордана о войне Винитария с антами Боза, записанном в следующем столетии по мотивам готских легенд. Не густо. Меж тем, нельзя обвинить летописцев гуннского периода в лени или отсутствии интереса к жизни варваров. Вы не хуже меня знаете, Уотсон, что они замечают даже такие, казалось бы, удалённые племена, как эстов с берегов Балтийского моря, их соседей – акациров, или поставщиков пушнины – хунугуров, в коих подозревают зауральских угров – предков венгерских племён. Почему же древние хронисты, как в рот воды набрав, молчат о тех, кто всё столетие "наступает", причём делает это у самых границ Империи? Мне представляется, на этот счёт есть лишь одно разумное объяснение – ни анты, ни их собратья-склавины до поры до времени не воспринимались римлянами и византийцами в качестве самостоятельных народов, а описывать жалкую жизнь гуннских рабов средневековым авторам просто не приходило в голову.

– Это всё по большей части эмоции, Холмс, а мне бы хотелось, чтобы вы предъявили "железные" факты.

– Извольте, доктор. Будут вам и факты. Причём, как вы точно выразились, именно "железные". Как вам, кажется, друг мой, что стало главным занятием для склавинов и антов на протяжении всего гуннского периода, если не считать, конечно, традиционного для них земледелия?

– Ну не знаю, Шерлок. Торговали там или скот разводили. Разве это имеет какое-то значение?

– Имеет и большое. Я, кстати, полагал, что вы легко дадите ответ на этот вопрос, поскольку самым подробнейшим образом поведал вам о расположении ранних славянских "пятен". Вам их география ничего не напомнила, нет? Тогда подсказываю: одним из главных занятий склавинов и антов стала металлургия. Железо, Уотсон, железо! "Люди гибнут за металл" – кажется так звучит одна известная ария? Плавка сырцовой стали в ту эпоху была занятием рабов-каторжников, поскольку выдержать у печи человек мог от силы несколько лет, затем он умирал. И его приходилось менять новым рабом. Я думал вы сами обо всём догадаетесь, Уотсон, когда предложил вам взглянуть на карту ранних славянских поселений. Ведь это практически калька с мест "лютежского пленения" поздних зарубинцев. Видимо, в те времена для плавки сырцовой стали требовались особые условия, залежи богатых руд, или, к примеру, древесина твёрдых пород дерева. Словом, абы где горн не поставишь. Поэтому появление первых славянских посёлков в тех же самых местах, где плавили железо для кочевников пленные венеды, вряд ли можно считать случайным совпадением, не так ли, доктор? Впрочем, российские и украинские историки, похоже даже гордятся тем, что анты и склавины оказались металлургами. По крайней мере, они выставляют это обстоятельство, как достижение ранних славян. Вот что пишет всё тот же академик Седов: "В ареале пеньковской культуры открыты железоделательные центры (Гайворон, Семенки, Самчинцы). Они свидетельствуют о становлении территориальной специализации в черной металлургии". Он же рассказывает нам об одном из таких центров: "На территории пеньковской культуры исследован Гайворонский железоделательный комплекс, располагавшийся на острове Южного Буга. На площади 3000 квадратных метров раскопками вскрыто 25 производственных печей, из которых 4 были агломерационными (для обогащения железной руды), в остальных осуществлялась плавка железа". А знаете, Уотсон, отчего всё это размещено на острове? Чтобы никто не мог сбежать. Ибо если был в то время на Земле ад, то располагался он посредине реки Южный Буг на острове Солгутове.

Комментарий к цитате

И вот тут-то нас ждёт нечто интересное. Для начала мне придётся рассказать то, о чём умолчал Коломийцев во всех своих книгах.

Цитата из книги “Славяне. Историко-археологическое исследование” академика В.С. Седова, одного из самых уважаемых Коломийцевым за добросовестность археологов.

В ареале пшеворской культуры открыты и исследовались раскопками крупные производственные пункты, специализировавшиеся на добыче и обработке железа и изготовлении гончарной посуды. Металлургических центра известно четыре: регион Свентокшицких гор; окрестности Новой Гуты — Кракова; округа Тархалиц и Грошовиц; Фаленты близ Варшавы. В самом крупном таком центре — Свентокшицком — археологическими изысканиями 1955–1966 гг. выявлено 95 металлургических комплексов, насчитывающих более четырех тысяч сыродутных горнов. В каждом комплексе находилось по нескольку десятков печей. Есть среди них и такие, в которых было сосредоточено до двух сотен горнов. Польский археолог К. Белении, производивший исследования Свентокшицкого центра, считает, что в целом в нем количество комплексов достигало 4000, с общим числом железоплавильных печей до 300 тысяч. Объем их продукции составлял около четырех тысяч тонн железа рыночного качества [139]. Сырьём для металлургического производства служили бурый железняк и железный шпат, использовалась и болотная руда. Руду в горах добывали совершенным для той эпохи шахтным способом. Так, при изучении шахты Сташиц выявлена система шахтных стволов и штолен с остаткими креплений. Сложная структура деревянных креплений и подъемные приспособления исследованы в шахтах около с. Рудки близ г. Кельце. Изученные раскопками сыродутные печи-горны для выплавки железа имели углубленный под и наземный ствол, который при выемке крицы приходилось разбирать”.

Начало свентокшицкого железоделательного производства восходит к кельтской металлургии позднего латена. В первое время металлургические комплексы из 10–12 горнов находились непосредственно на поселениях. Их продукция предназначалась лишь для местных потребностей. В римский период изготовление железа стало носить производственный характер и наивысшего расцвета достигло в III–IV вв.[140] Теперь металлургические центры своей продукцией снабжали многие регионы пшеворской территории и экспортировали ее в римские провинции. О последнем свидетельствуют многочисленные клады с тысячами римских монет”.

Да! Вот где оказывается, промышленный ад-то притаился. Разве можно сравнить скромные Гайворонский (25 печей) или Лютежский (15 печей) металлургические центры с такими пшеворскими гигантами? И ведь, что интересно, максимальный расцвет этих центров приходится на III и IV века, то есть на период существования готской империи. Даже если в какой-то период своего существования эти центры частично обслуживали сарматов, в чём я лично глубоко сомневаюсь, то предположить то, что в готский период сарматы контролировали территорию современной Польши невозможно. Если следовать логике Коломийцева, то на территории современной Польши во времена готского конунга Германариха проживало такое количество рабов, которое гуннам и сарматам и не снилось. Я не хочу здесь вдаваться в споры В.С. Седова и И.П. Русановой с одной стороны и М.Б.Щукина и К. Годловского c другой относительно того, есть или нет в составе пшеворской культуры славянский компонент. Однако то, что Коломийцев считает всю пшеворскую культуру принадлежащей восточным германцам, конкретно вандалам, ставит его в трудное положение. Так как он заявил, что на лесостепных металлургических центрах работали рабы, и так как наличие на лютежском центре всего 15 горнов он посчитал достаточным доказательством использования сарматами труда рабов в металлургии, то и я могу применять ту же систему доказательств. Следовательно, на пшеворских металлургических центрах и рудниках рабы то же работали. Это означает то, что самыми страшными рабовладельцами, массово использовавшими рабов в металлургических центрах и рудниках, были не сарматы или гунны, а германцы вандалы. У черняховцев, кстати, то же был металлургический центр под Уманью, но меньший по размерам, чем у пшеворцев. Готы, в отличие от вандалов, сидели на чернозёмах и предпочитали использовать своих рабов для сельскохозяйственных работ. Естественно возникает вопрос, а есть ли доказательства проживания рабов в ареале Черняховской и Пшеворской культур. Ну, лепной керамики и землянок там, конечно, хватает. Причём, лепная керамика находит аналоги в таких культурах, как киевская, штрихованной керамики и богачевская. Есть и горшки похожие на горшки пражско-корчакской культуры. М.Б. Щукин предложил называть такие горшки керамикой спецымежского типа по имени пшеворского могильника Спецымеж, где таких горшков было больше чем на остальных пшеворских и черняховских памятниках. Интересно то, что М.Б.Щукин был уверен, что в пшеворской культуре эти горшки появились только в III веке в результате усиления контактов германских народов с местным населением Белоруссии. Дальше, следуя логике Коломийцева, мы начинаем стремительно демонизировать германцев, превращая их не только в рабовладельцев, но и в работорговцев и свирепых охотников за рабами. Конечно, не все археологи согласны с М.Б. Щукиным относительно происхождения горшков спецымежского типа. В.С.Седов и И.П. Русанова считали их создателей потомками местного населения Польши - носителей подклошевого варианта поморской культуры. В любом случае, горшки спецымежского типа лепные, а это в период массового использования пшеворцами гончарной керамики свидетельствует о низком социальном статусе их хозяев. По логике Коломийцева тех, кто пользовался в быту такими горшками, следует признать рабами. Теперь понятно, какое могли найти германцы применение военнопленным и завоёванному населению. Но, может быть, я слишком сгущаю краски, и германцы не знали, что такое рабство. Обратимся за помощью к свидетелям.

Первый из них - это римлянин Публий Корнелий Тацит. Вот фрагмент из его произведения ”О происхождении германцев и местоположении Германии”:

Рабов они используют, впрочем, не так, как мы: они не держат их при себе и не распределяют между ними обязанностей: каждый из них самостоятельно распоряжается на своем участке и у себя в семье.  Господин облагает его, как если б он был колоном, установленной мерой зерна, или овец и свиней, или одежды, и только в этом состоят отправляемые рабом повинности.  Остальные работы в хозяйстве господина выполняются его женой и детьми. Высечь раба или наказать его наложением оков и принудительною работой — такое у них случается редко; а вот убить его — дело обычное, но   расправляются они с ним не ради поддержания дисциплины и не из жестокости, а сгоряча, в пылу гнева, как с врагом, с той только разницей, что это сходит им безнаказанно. Вольноотпущенники по своему положению ненамного выше рабов; редко, когда они располагают весом в доме патрона, никогда — в общине, если не считать тех народов, которыми правят цари.  Там вольноотпущенники возвышаются и над свободнорожденными, и над знатными; а у всех прочих приниженность вольноотпущенников — признак народоправства”.

С одной стороны, Тацит свидетельствует о том, что рабы у германцев были. С другой стороны, он как будто бы отрицает возможность применение рабского труда германцами в промышленности. Правда, меня насторожило то место у Тацита, где упоминается об обыденности убийств рабов у германцев. Когда так жестоко обходятся с рабами, где гарантия, что их не станут использовать на тяжёлых работах в промышленности, если это будет выгодно? Кроме того, Тацит писал задолго до расцвета пшеворских металлургических центров, и вряд ли он вникал в экономическую специализацию различных германских племён. Но, может быть, у готов не было рабов?  Придётся обратиться за помощью к готскому историку Иордану, написавшему книгу “О происхождении и деяниях гетов”. Вот его свидетельство:

“Сами же [везеготы], как уже сказано, перешли Данубий и осели, с разрешения императора, в Дакии Прибрежной, в Мезии и в обеих Фракиях. Их постигли, — как это бывает с народом, когда он еще непрочно обосновался на месте, — оскудение и голод; тогда приматы их и вожди, которые возглавляли их вместо королей — а именно Фритигерн , Алатей и Сафрак , сострадая нуждам войска, попросили римских полководцев Лупицина  и Максима открыть торжище. И действительно, на что только не принудит пойти «проклятая золота жажда»?  Военачальники, побуждаемые алчностью, пустились продавать не только мясо, баранье или бычье, но даже дохлятину — собачью и других нечистых животных, причем по высокой цене; дело дошло до того, что любого раба продавали за один хлеб или за десять фунтов говядины. Когда же ни рабов, ни утвари не стало, жадный купец, побежденный [чужой] нуждой, потребовал их сыновей”.

Да! До какой же глубины пустило корни рабовладение в готском обществе, что они даже, убегая от гуннов в пределы Римской Империи, потащили с собой своих рабов!

Но, может быть, рабы у готов были в лучшем положении, чем у римлян или других германцев? Писал же Тацит о том, что вольноотпущенники имеют больше прав у тех германских народов, которыми управляют цари, а готами как раз цари и управляли. Тогда лучше посмотреть документы, в которых зафиксированы готские законы о рабах. Такие документы есть. Это “Кодекс Эйриха” и “Вестготская правда”. Оба эти своды законов применялись в Испании, которую вестготы захватили в V веке. Готы к тому времени уже стали христианами. Может быть, их отношение к рабам стало гуманнее? Увы! Для начала оказалось, что за раба, умершего в результате применения к нему телесного наказания, никакого наказания его владельцу не полагалось. То есть, неугодного раба можно было попросту запороть. Если раб или вольноотпущенник вступал в добровольную интимную связь со своей госпожой, то казнили обоих, причём раба сжигали заживо. Прямо Ку-Клукс-Клан какой-то! Вольноотпущенник обязан был регулярно делать подарки своему бывшему хозяину, помогать ему по первому требованию и заботиться о нём в старости. Если же суд решал, что вольноотпущенник говорил и вёл себя дерзко, то его моментально обращали обратно в раба. Нажаловаться же на вольноотпущенника мог любой желающий, а что считать дерзостью достаточной для обращения в рабство законом не разъяснялось. Если так относились к рабам и вольноотпущенникам готы христиане то, что же готы творили с ними, когда были язычниками? А ведь никто не говорил, что вандалы были добрее!

Надо сказать, что наличие пшеворских металлургических центров и рудников на территории современной Польши прекрасно объясняет и ещё одно противоречие в истории гуннских войн. Известно, что гуннских вещей на Украине севернее Киева и в Белоруссии не найдено, и пражско-корчакская культура пережила гуннское вторжение меж тем, как в южной Польше гуннских вещей нашли множество, а пшеворская культура в конце IV века исчезла. То есть, в одном случае гунны не полезли в леса, в другом не только полезли, но и устроили настоящий разгром местному населению. А ведь прочесать зимой заселённый слабо вооружёнными племенами бассейн Припяти проще, чем лезть в висло-одерское междуречье и Карпаты к многочисленным и хорошо вооружённым пшеворцам. Разгадка такого парадокса проста. Взяв под контроль Южную Польшу, гунны попросту лишили германцев металлургических центров и рудников. Это говорит, прежде всего, о стратегическом таланте вождя гуннов Баламбера. Тупой кочевник ограничился бы захватом только степной и лесостепной зоны, а после такого хода Баламбера германцам оставалось только сдаться или бежать. Вандалы и вестготы сбежали, а остготы сдались. Конечно, не всё население из ареала пшеворской культуры погибло или сбежало. Те же сельскохозяйственные и промышленные рабы вряд ли желали участвовать в боях с гуннами или отправиться в изгнание вместе с хозяевами. Осталась и часть женщин и детей, и какая-то часть свободных мужчин. Результаты генетических исследований современного польского, белорусского, украинского и российского населения свидетельствуют против полного опустошения Польши гуннами. Кроме того, пшеворские черты настолько сильно проявляются в пражско-корчакских, суковско-дзедзитских и других средневековых археологических памятниках Польши, что археологи никак не могут договориться между собой, являются ли они субстратными, или вообще никаких славянских миграций с востока на территорию Польши не было. Но сама пшеворская культура была разрушена. Исчезли и рудники, и металлургические центры, и центры по производству керамики. Использование гончарного круга для изготовления посуды на территории Польши прекратилось на века. Но и массовое использование рабского труда на территории Польши то же прекратилось.

Естественно, возникает вопрос, могли ли гунны создать систему эксплуатации подвластного им населения более свирепую, чем ту, что была у готов и вандалов. Сведений о массовом использовании гуннами рабского труда не сохранилось. Приск Панийский, побывавший в составе византийского посольства в ставке гуннского царя Атиллы, застал там некоего жившего у гуннов грека, который расхваливал гуннские порядки, как более гуманные к подданным, чем римские и византийские. Византиец Прокопий Кесарийский утверждал, что склавины и анты в чистоте сохраняют гуннские нравы, при этом не держат пленных в рабстве пожизненно, а по истечении определённого срока пребывания в рабском состоянии либо отпускают их за выкуп на родину, либо оставляют в составе своего племени на положении свободных. Так что, вряд ли гунны были такими страшными рабовладельцами, как их рисует Коломийцев.

Нельзя не отметить и ещё такое интересное последствие прихода гуннов, как резкое расширение ареала пражско-корчакской культуры. Оно свидетельствует о благоприятных условиях, которые создали гунны для славян-венедов. Гунны ликвидировали германские государства в восточной Европе, в том числе и готское королевство. Часть готов погибла, или бежала в пределы Римской империи ещё при завоевании гуннами царства Германариха. Затем готы Винитария погибали в боях с венетами, аланами, гуннами и готами Гезимунда. Готы Гезимунда то же понесли немалые потери от войны со своими сородичами. Но окончательно точку в германском присутствии на территории современной Украины поставили восстание германцев и битва при Недао в середине V века. Если гепидам в результате восстания удалось добиться независимости от гуннов и создать собственное королевство, то последней группировке германцев на территории современной Украины так называемой “германской пробке” в бассейне Днестра пришёл конец. Славяне же, включая в состав своих племён остатки черняховцев и пшеворцев, нахлынули как на территорию западной Украины, так и на территорию Польши. Простые, почти безоружные земледельцы славяне, не претендующие на создание собственной империи, были намного угоднее гуннским вождям, чем гордые, богатые и воинственные восточные германцы. Воистину: ”Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю”.

Следующая книга Коломийцева, посвящённая славянам, называется “В когтях грифона”. Она ещё не закончена. В сети выложена только её часть. Я не буду здесь подробно разбирать её, приведу только примеры тех мест, где Коломийцев противоречит даже не научным данным, а самому себе. Он уверяет, например, что в ареале пражско-корчакской культуры нет кладов золотых и серебряных монет Юстиниана, однако на приведённой им карте изображены два клада, найденные в верхнем течении Днестра, и один - чуть западнее Буга. Коломийцев пишет, что по данным радиоуглеродного анализа западнее Буга нет пражско-корчакских памятников древнее VII века, но не может сослаться на работу, где опубликованы результаты исследований. Любопытно место, где Коломийцев пытается анализировать ипотешти-кыншедскую культуру. Сначала он сделал всё, чтобы целиком приписать её предкам румын. Дальше склавины византийских хроник под его пером перестали говорить по-славянски. Автоматически перестали говорить по-славянски и анты. Однако, несмотря на то, что ипотешти-кыншедская культура стала культурой предков румын и одновременно склавинов, склавины на латинском языке не заговорили. На каких языках они говорили, Коломийцев ещё не решил. Я не шучу. Отказывая склавинам в праве говорить на славянском языке, Коломийцев пока не может объяснить, какой язык они использовали между собой. Ведь выбор в качестве языка склавинов латинского, готского, гуннского или фракийского языков повлечёт за собой естественный вопрос, отчего византийцы не узнали в склавинском один из хорошо известных им языков. В книге “В когтях грифона” много смакуется жестокость склавинов по отношению к населению Византийской империи, хотя какое нам дело до этих жестокостей, если мы перестали считать склавинов славянами? Смакуется и зависимое от аваров положение славян. Славяне сравниваются с отарами овец, перегоняемых аварами на новые места жительства. Могу предположить, что будет в последней части книги. Если будет упомянуто восстание славян и образование ими государства Само, то обязательно будет сказано, что из-за неумения славянами руководить вождём славян был избран франк. Все славянские городища будут объявлены аварскими замками. Будет в подробностях освещена тема использования славянок аварами в качестве наложниц и подсчитана доля потомков авар среди современных славянских народов. И, конечно же, будут прославлены франки, уничтожившие аварский каганат.

Подведу итог. Первое впечатление - книги Коломийцева писал человек, не имеющий отношения ни к одному славянскому народу. Возможно, над книгами Коломийцева работал не один человек, а целый коллектив. Реальный автор или авторы явно неровно дышали к германским народам и плохо относились к славянам. Кроме того, они довольно равнодушно отнеслись, к человеку, который вызвался назваться автором книг. По-сути многочисленные замалчивания или искажения неугодных фактов компрометируют И.П. Коломийцева. Возможно, что я ошибаюсь, и И.П. Коломийцев сам написал свои книги. В таком случае мы имеем дело со своеобразным расстройством личности этого человека (оценить вменяемость может только психиатр, а расстройство личности может выявить при общении и обычный человек). Ведь в книгах И.П. Коломийцева по сути делается попытка смешать с грязью сразу все славянские народы и одновременно возвеличить народы германские. Как можно уважать язык свого народа, если его создали рабы диких и жестоких кочевников? Славянам предлагается отказаться от своих рабских по происхождению языков в пользу языков свободных людей. Отказ славян от славянства предполагает их автоматическое подчинение неславянским индоевропейским народам. Мало того! Почему, уважаемые европейцами за способности к государственному строительству скифы выводятся Коломийцевым из состава ираноязычных народов и сближаются с германскими народами, а гунны объявляются Коломийцевым потомками сармат и язык их соответственно причисляется к иранской языковой группе? Не потому ли он это сделал, что Иран причислен политиками США к оси зла, а ираноязычные осетины не захотели остаться в составе любимой политиками США Грузии? Есть и вполне явный намёк на неполноценность государств, созданных кочевыми народами, будто бы более склонными к насилию, грабежам и жестокости. Напрямую об этом нигде книгах Коломийцева не говорится, но ко всем этим мыслям читателя подталкивает содержание книг. Выдаётся всё это не за пропаганду, а за научное исследование. Однако науку отличает от пропаганды учёт всех фактов, а не только подходящих для доказательства какой-либо теории. Любимый Коломийцевым Шерлок Холмс предпочитал в своих расследованиях холодный рассудок и беспристрастность. Те же качества необходимы в научном исследовании. Герои же книг Коломийцева сыщик Шерлок Холмс и доктор Уотсон начисто лишены таких качеств. Артур Конан Дойл, наверное, ворочается в гробу от такого обращения со своими героями. И.П. Коломийцев пытается заполнить пока свободную нишу научно-популярной литературы о ранней истории славян, но при этом он фактически занимается фальсификацией истории и пропагандой идеи неполноценности славянских народов. Закончу я свой обзор псевдоисторической литературы И.П.Коломийцева фразой, похожей на фразу из книги Прокопия Кесарийского. Считаю достаточным, сказанное мной об этом человеке и его книгах.