Андрей Карпенко. Индоевропейские параллели в «Слове о полку Игореве» как доказательство его подлинности

пт, 11/01/2019 - 01:11 -- Администратор

Андрей Карпенко. Индоевропейские параллели в «Слове о полку Игореве» как доказательство его подлинности

Соискатель на учёную степень доктора исторических наук ИППК МГУ имени М.В. Ломоносова Евгений Викторович Климов в 2005 году выпустил монографию (Климов 2005), в которой предоставил интереснейшие параллели текстам знаменитой древнерусской поэмы «Слова о полку Игореве» в «Авесте» (Авеста 1980) (собрании священных книг зороастризма на авестийском языке. Древнейшая часть Авесты – Гаты были составлены в эпоху перехода индоиранских племён от бронзы к железу. (кон. II – I тыс. до н.э.) (Климов 2005: 124)), «Ригведе» (Ригведа 1972) (древнейшей части священных индийских Вед), «Шах-Наме» («древнеиранском (арийском) эпосе, систематизированном и изложенном на литературном персидском (фарси) языке. «Шах-Наме» - это поэтический опыт выдающегося иранского интеллектуала и художника Фирдоуси возродить духовные ценности иранской цивилизации. В «Шах-Наме» мы находим целый ряд сюжетных параллелей с древнерусским героическим» (Климов 2005: 127)) и других священных текстах или основывающихся на древних индоевропейских устных повествованиях, основы которых, уходят в общее для славян, персов и индусов индоевропейское прошлое. Сам Е.В. Климов не сомневается, что «Слово о полку Игореве» безусловный подлинник и отнюдь не присовокупляет выявленные или обнаруженные им параллели к общему числу доказательств по рассматриваемому вопросу. Если при сопоставлении «Слова о полку Игореве» с другими древнейшими памятниками индоевропейской письменности, вобравшими в себя многотысячелетний опыт до того бытовавшей устной религиозной традиции, у древних славян вдруг выявится цельная религиозно-философская концепция, близкая по своей сути к реконструируемой учёными древнейшей индоевропейской, то вопрос о подлинности памятника отпадёт сам собой, поскольку подделать подобную вещь было бы совершенно невозможно даже в наше время, не говоря уже о времени два-два с половиной века назад.

Поскольку в существовании подобной религиозно-философской концепции нашим предкам отказывали практически все учёные (даже академик Б.А. Рыбаков, нередко критикуемый своими оппонентами за излишнюю идеализацию нашей древнейшей, особенно религиозной истории), автор начинает свою первую книгу с констатации того факта, что «одним из существенных недостатков обширной историографии по религии восточных славян накануне принятия христианства является то, что исследователи – от М.Н. Карамзина до Б.А. Рыбакова – занимались описанием языческих богов и богинь, их функций, обрядов, посвящённых их культам, не воссоздали религиозно-философской концепции наших предков» (Климов 2005: 8).

«Единственным письменным источником по дохристианской религии, дошедшим до нас, является бессмертное «Слово о полку Игореве». О «Слове…» написана обширная литература».

«Используя Ригведу, Авесту, «Слово о полку Игореве» и древнерусские летописи и былины восстановим дохристианский Пантеон, включив в него только верховных богов» (Климов 2005: 25). Разберём только те части авторской работы, которые касаются непосредственно «Слова…».

«В «Слове о полку Игореве» Хорс единственным из дохристианских богов назван великим, что также указывает на его иерархическое положение, и там же он показан как бог восходящего солнца:

«Всеслав князь людям судяше,

Князем грады рядяше,

А сам в ночь вльком рыскаше

Изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя

Великому Хръсови влъком путь прерыскаше» (Климов 2005: 34).

«В «Слове...» древнерусские князья названы его (Дажьбога) внуками» (Климов 2005: 36).

Разбирает Е.В. Климов и наиболее красивую и высокохудожественную часть «Слова» = «Плач Ярославны»:

««Ярославна рано плачеть

Въ Путивлъ на забралъ, аркучи:

«Свътлое и тресвътлое слънце!

Всъмъ тепло и красно еси: …».

Исследователей «Слова…» ввело в заблуждение выражение «рано плачеть». Но в трагические минуты жизни верующие разных конфессий, не сдерживая эмоций, обращают свои молитвы богам, и это называется плачем. Плач Ярославны является, очевидно, фрагментом очень древнего устного текста молитвы солнцу и перекликается с гимном этому божеству в Авесте:

«Радости Солнца бессмертного, светлого…

Мы молимся Солнцу, бессмертному свету…

Молитву и хвалу, мощь и силу

Прошу Солнцу бессмертному, светлому…» (Авеста 1993: 86).

Обращение Ярославны к Солнцу объясняется тем, что она знает высшего судью её супруга, вынесшего ему тяжкий приговор: поражение и плен:

«Свътлое и тръсвътлое слънце!

…чему, господине, поспростре горячюю свою лучю

на ладъ вой?

Въ полъ безводнъ жаждею имъ лучи съпряже,

Тугою имъ тулии затче?».

Последние две строчки из молитвы Ярославны также совпадают по смыслу с гимном Митри из Авесты:

«Летят напрасно стрелы

С орлиным опереньем

Из луков их тугих,

Но не наносят ран,

Когда не признан ими,

Бывает грозен Митра…».

В авестийском гимне «летят напрасно стрелы» и не причиняют вреда противнику, в молитве Ярославны тресветлое Солнце обезоружило воинов Игоря, иссушив им луки и закрыв им колчаны, то есть, то же самое.

Молитвы Ярославны, искренние и эмоциональные, были услышаны «царствующими мужами, чтящих рта, не поддающихся обману» и:

«Прысну море полунощи,

Идут сморци мъглами (Климов 2005: 37).

Игореви князю богь путь кажетъ

Изъ земли Половецкой

 На землю Русскую».

Освобождение князя Игоря – это божественное проведение. Но не христианского Бога, а дохристианского, того бога, который в самом начале похода выразил свой гнев на князя и его дружину затмением:

«Тогда Игорь

възръ на свътлое солнце

и видь оть него тьмою

вся своя воя прикрыты».

Именно к солнцу, как верховному божеству, обратилась с молитвой Ярославна. …Сразу же после молитвы Ярославны дохристианским богам «Игореви князю богь путь кажетъ». Для Дажьбога, покровителя русских князей и воинов, нравственные принципы выше социальных и родовых. В течение всей военной экспедиции «Игорева полка» он оставался беспристрастным и неподкупным» (Климов 2005: 38).

«В «Слове…» ветры названы «стрибожьими внуками», что указывает на его атмосферный воздушный уровень, а не небесный, высший. Среди его подданных находится бог ветра Вайю (восточнославянский Вий), душа богов «дыхание самой жизни: милосердное, пока её поддерживает и грозное, когда её отнимает» (Климов 2005: 38; Бойс 1988: 14). «В известной повести Н.В. Гоголя именно Вий, демонический персонаж, лишает жизни главного героя.

В «Слове…» ветры выполняют аналогичную функцию – несут смерть воинам князя Игоря:

«Се въетри, Стрибожи внуци, въють сь моря

Стрълами

На храбрыя штъкы Игоревы».

Выражение «въють съ моря» современными исследователями читается, как с половецкой стороны, что является ошибкой. Игорь со своей дружиной находится в центре половецкой земли и половцы окружали его со всех сторон:

«половцы идуть отъ Дона, и оть моря

И оть всъхь странъ Рускыя плъкы обступиша».

«…въють съ моря стрълами» потому, что согласно индоарийской мифологии Бог ветров рождается в священном море (Климов 2005: 39) Воурукаша. Стрелы, которыми веют внуки Стрибога – это орудие божественной кары. Этот вывод подтверждает и молитва Ярославны, обращённая этому грозному божеству:

«О вътръ, вътрило!

Чему, господине, насильно вьеши?

Чему мычеши хиновськыя стрълкы

На своею нетрудною крилцю

На моея лады вой?».

Ярославна разрешила все споры о причинах гибели «полка Игорева». Солнце своими лучами обезоружило русских воинов «в полъ безводномъ жаждою имъ лучи съпряже, тугою имъ тулии затче», а внуки Стрибога осыпали их «хиновськыя стрълкы». Таким образом, Солнце и Ветер, эти древнерусские боги, совместными усилиями обрекли русских на поражение» (Климов 2005: 40).

«Н.М. Гальковскому и К.В. Тервер (Гальковский 1913: 78-79), …сопоставили… (Семаргла языческого пантеона князя Владимира Святого в «Повести временных лет») со священной птицей иранской мифологии Симургом. Внешний облик этого… существа – крылатый пёс». «Собака занимает одно из важнейших мест в зороастризме, государственной религии персидской и парфянской империй». «Это животное, согласно авестийским традициям, непременный участник похоронного обряда. Симург – это крылатая собака» (Климов 20056 40).

«Автор древнеперсидского эпоса «Шах-Наме» рисует образ Симурга как грозного, несущего гибель, преграждающего путь:

«Довольно ему над равниною взмыть,

Чтоб солнцу померкнуть, чтоб миру

Застыть».

Симург умел говорить по-человечески. Это была вещая птица, ей было открыто будущее.

Аналогичные функции выполняет Див «Слова о полку Игореве».

Обычно этот персонаж бессмертной поэмы ассоциируется с мифическим, сказочным существом, в котором проявились черты грифона и в функции которого входит предупреждение Русской земли о надвигающейся опасности» (Климов 2005: 41). «По мысли автора поэмы, он был «кощунным» мифическим защитником воинов «Дажьбога внука» - русских людей…» (Рыбаков 1982: 632).

«Свист звъринъ въста

Збися живъ –

Кличет връху древа».

«Именно «в свисте зверином раскрывается образ Дива – крылатого зверя – очевидно собаки или… волка.

Див поэмы не сказочный и не мифологический персонаж = это Симаргл киевского Пантеона!» (Климов 2005: 41).

Голос главного персонажа – Дива – перекрывает всех остальных:

«Свист звъриный въста, збися дивъ –

Кличеть връху древа, велить послушати –

Земли незнаемъ».

Птица – зверь предсказывает, кличеть, возвещает. В этом эпизоде поэмы Див очень похож на Симурга из «Шах-Наме», открывающего волю богов одному из героев поэмы:

«Сказал Симург: «Любя тебя открою

Я нынче тайну неба пред тобою».

Параллели между Симургом и Дивом на этом не заканчиваются. Места их обитания также очень похожи. Это дремучий, нелюдимый лес, в котором они выбирают вершины деревьев:

«Вот время первой стражи миновало –

И небо, словно мускут, чёрным стало

Возник Симург бессмертный…

И в тот дремучий, нелюдимый лес

Симург спустился с сумрачных небес.

Симург простился и унеся вдаль

Умчался вещий, кроясь в тучах чёрных».

Именно на вершинах деревьев и Див и Симург возвещают «кличат» волю верховных богов (Климов 2005: 42).   

С помощью гимнов «Ригведы» Е.В. Климов пытается ответить на вопрос «почему именем… бога (Волоса) клянутся при заключении международных договоров».

«Ключ к раскрытию функционального значения этого верховного бога находится в текстах русско-византийских договоров, Ригведе и «Слове о полку Игореве».

«Упоминание Волоса-Велеса в договорах совместно с митраичным Перуном подсказывает вывод о том, что Волос – это индоиранский Варуна. Тогда он должен был попасть в общегосударственный Храм, но этого не произошло, и значит, волхвы-теологи знали его не как Варуну. Тогда кто же он?

О Волосе (Велесе) известно, что он покровитель скота, он же родоначальник поэтов-гусляров (Климов 2005: 45):

«О Бояне, соловию старого времени!

Чи ли въспъти было

Въшей Бояне,

Велесовъ внуче».

Но не только поэтов. Старославянское «вещий! Указывает на его принадлежность к сословию волхвов. На эту его функцию показывали исследования Иванова и Топорова, не возражает против этого и акад. Рыбаков (Климов 2005: 42; Иванов, Топоров 1974; Рыбаков 1982).

«Ещё Веселовский А.Н. Иванов и А.Н. Топоров указывали на корень «Вел» в значении «мёртвый» и «ваел» (древнеанг.) – оставшийся на поле боя труп».

«А так как Волосом клянутся наравне с Перуном во время заключения мирного договора, то мы должны предположить в нём определённые воинские функции. На это указывает корень «ваел», обозначающий оставшийся на поле боя труп… воина, а не убитой лошади. Итак, Волос – покровитель павших в бою воинов, вернее, их духа».

«Синоним слова вол – древнерусское Тур. В поэме оно упоминается семь раз, и это не случайно, ведь сюжет поэмы посвящён значительному военному событию (Климов 2005: 46). Эпитетом Тур в поэме чаще других награждается Всеволод Святославич. Автор «Слова…» с явным восхищением описывает несокрушимую мощь этого князя – воина:

«Яръ туре Всеволод!

Стоишь на борони,

Прыщещи на вой стръллами,

Гремлеши о шеломы мечи харулужными!

Камо, туръ, поскочяше,

Своимъ златымъ шеломом посвъчивая,

Тамо лежать поганыя головы половецкыя.

Отъ тебе, яръ туре Всеволоде!».

Этот отрывок из древнерусской поэмы созвучен гимну одному из верховных ведических богов Рудре:

«Я вздымаю высокую молитву

К высокому, бурому, светлому быку.

Мы воспеваем буйное имя Рудры.

С твёрдыми членами, многоцветный, мощный,

Бурый украсил себя светящимися золотыми украшениями.

По праву носишь ты стрелы и лук,

По праву – золотые ожерелья

По праву распространил над миром этот ужас

Ведь нет, Рудра, сильнее, чем ты!»

Известно также, что именно «яръ тур Всеволод!» является главным защитником и зачинщиком этого злосчастного похода в половецкие степи:

«И рече ему (Игорю) буй туръ Всеволодъ:

Съдлай, брате,

Свои бръззыи комони

А мои ти готови,

Осъдланы у Куръска напереди».

Под стать своему князю дружина:

«А мои ти куряни свъдоми къмети:

Сами скачють, акы сърые влъцы въ полъ,

Ищучи себе чти, а князю слав».

Дружина, напоминающая своими качествами отважных и многочисленных Марутов, воинов Рудры. Ради воинской славы Всеволод забывает (Климов 2005: 47):

«и града Чернигова огня злата стола,

И своя милыя хоти, красныя Глъбовны

Свычая и обычая».

«Итак, в древнерусском Волосе-Велесе – воплотились основные черты ведического Рудры. Тогда становится понятным, почему он оказался за пределами общегосударственного Храма. Рудра – бог «лунарного» цикла, олицетворяющий идею смерти и нового возрождения, и в силу этого ему не нашлось места среди верховных богов «солярного цикла – Перуна – Хорса – Дажьбога (Климов 2005: 48).

«Изображение коня и солярного знака на знаменитом Збручском идоле указывают на его солнечную ипостась. В «Слове о полку Игореве» есть интереснейшее выражение, проливающее свет на четырёхликого идола с горы Богит:

«Чёрные тучи с моря идут,

Хотят прикрыть четыре солнца».

Половцы окружают «храбрых Святославичей» со всех четырёх сторон и таким образом закрывают «четыре солнца». Очевидно, для древнерусского человека каждая сторона света ассоциировалась со своим солнцем, но в то же время они составляли единое целое.

Таким образом, збручский идол не языческий идол, а символ единства мироздания, сотворённый Богом-Творцом» (Климов 2005: 57).

Любопытно сопоставление Е.В. Климовым образов Симаргла и Дива с образом былинного Соловья-разбойника.

«Его (Соловья-разбойника – А.К.) птичий образ, огромные размеры, способность говорить по-человечески, способность летать, местожительство в дремучем лесу на  деревьях – всё это ясно и без намёков указывает на Дива из «Слова о полку Игоревf».

Сравним:

Соловей-разбойник - «сидит на тридевяти дубах»

Див (Слово…) – «взбился Див – кличет на вершине дерева»

Соловей-рабойник – свистит «Всё побивает вздохом единым»

Див – «свист звериный встал».

«Свист звериный» из «Слова…» сопровождается бурей «ночь стонали грозы птиц пробудили». Когда свистит Соловей-разбойник, всё живое падает мёртвым, дрожат горы, трясётся земля, падают деревья, то есть поднимает страшной силы ураган, и мы должны представить сверкающие на тёмном небе молнии. Выше уже говорилось о том, что Див «Слова…» это Симаргл древнерусского Пантеона»…

«Он никого не грабит, не пленит, он просто преграждает путь. И в этом он опять напоминает древнеиранский эпос «Шах-Наме», где Симург также преграждает путь герою. Гнездо Соловья находится у реки, одна из его дочерей держит перевоз у Дуная. Согласно индоиранской мифологии, река отделяет земной мир от мира иного, царства мёртвых, вход в который охраняют тератологические существа. Путешествие в «тот» мир могут совершать только фантастические гигантские птицы, представителем которых и был Див (Симаргл-Симург), образ которого уже в процессе христианизации трансформировался в Соловья-разбойника» (Климов 2005: 112).

Конечно, концепция Е.В. Климова не бесспорна, и пытливый скептик скажет о том, что можно ли так сопоставлять переводы столь различных древних текстов на современный русский язык и отождествлять тех или иных ведических персонажей с древнерусскими порой столь прямолинейно, как делает он? Но параллели порой действительно потрясают, даже человека имеющего немало публикаций, касающихся «Слова о полку Игореве» и прочитавшего практически все источники, на которые ссылается автор и не обратившего на них почти никакого внимания. И в плане окончательного признания «Слова о полку Игореве» бесспорно подлинным литературным памятником и историческим источником наличие подобных параллелей, кажется, имеет, быть может, решающее значение.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Климов 2005 - Климов Е.В. Религиозные истоки Древнерусской цивилизации. – Нижневартовск, Южно-Уральский государственный университет: ООО «ПолиграфИнвест-сервис», 2005 – 132 с.

Авеста 1993 - Авеста. - М., 1993.

Бойс 1988 - Бойс М. Зороастрийцы. - М., 1988.

Гальковский 1913 - Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. - М., 1913.

Иванов, Топоров 1974 - Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. - М., 1974.

Ригведа 1972 - Ригведа. Избранные гимны. Перевод, комментарии и вступительная статья Т.Я. Елизаренковой. - М., 1972.

Рыбаков 1982 - Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1982.

Фирдоуси 1980 - Фирдоуси. Шах-Наме. Сказания о Рустаме. М., 1980.