Игорь Васильев. Алкоголь в системе ценностей кубанских казаков
Отношение к употреблению алкоголя было важным элементом общественной морали казаков. Поэтому он потреблялся во время проведения социально значимых мероприятий: во время общинных и семейных праздников, заключения различных договоров и т. д. Ценностные установки не позволяли пить алкогольные напитки в одиночестве и без надлежащего повода. Беспробудное пьянство читалось кощунством.
Казачья среда отличалась тем, что сохраняла многие архаичные элементы ментальности и связанные с ними практики. Это касается и алкоголя. Ранние казаки чётко разделяли период войны, когда надо было воздерживаться от пития, и мирное время, когда пить было можно и нужно. Дело в том, что казачьи пиры несли большую символическую нагрузку[1]. Сама возможность участия в них означало приобщённость к казачеству, поскольку сам пир наглядно воплощал главные ценности ранних казаков – единство и свободу.
В целом позитивное отношение к алкоголю сохранялось у казаков и после переселения на Кубань. «Так горилочку, гришным дилом, козаки тай их жиночки долюбливають. Жиночки – наливку та запиканку, а чоловики – настоящу горилку» - говорила Ф.А. Щербине пожилая черноморка[2]. Но фиксируются первые случаи принятия мер против пьяниц. В 1801 г. Писарь К. Вербицкий был отрешен от должности и отправлен служить на кордон «донеже не исправит себя»[3].
В соответствии с древним славянским обычаем, социально значимые события не обходились без выпивки. «Как водится между людьми православными, в доме моём пили водку в святое Христово воскресение» - писал в следственных показаниях черноморец середины XIX в.[4] Принято было отмечать гулянием переходные моменты казачьей жизни (например, уход казаков на службу и возвращение с неё). «Тут, на кургане, происходили дружелюбные попойки самого невинного свойства, затягиваясь иногда до самой поздней ночи… На высоком кургане часто слышались заздравные тоста подгулявших старичков» - вспоминал офицер Хопёрского полка И.Г. Свидин об отправлении казаков на русско-турецкую войну 1877 – 1878 гг. Он отмечал, что встречные казаки часто зазывали его в гости[5]. В начале XX в. после манёвров семьи казаков приглашали погостить тех офицеров, которые достойно проявили себя во время маневров[6]. Описанные выше обычаи должны были укрепить связь между казаками: уходящими в поход и остающимися, офицерами и нижними чинами. Через них отдавалась дань уважения воинам и офицерам, поощрялись их достоинства.
В казачьей среде было принято подносить спиртное людям, занимающим высокое положение в обществе. Таким как атаманы, выборные, священники. Поднесение спиртного было символическим (да и не только) пожеланием благополучия и связанного с ним удовольствия. Недаром выборных и членов правления называли «мокроусыми»[7]. «Батюшку заваливали продуктами… Ну, естественно, араку варили. «Батюшка, родненький, не откажите» - угощали батюшку. Сколько дворов, столько и угощений. Естественно, батюшка некудышный.» - вспоминала жительница станицы Бикешевской Е.И. Таранова[8].
Значимые события, такие как выборы станичного правления или сделка, всегда сопровождались выпивкой – «могорычами»[9].
Конечно, поводов для употребления спиртного у казаков было много. Но оно всегда должно было служить укреплению социума. «Ненормативное» пьянство, идущее во вред человеку и обществу, вызывало презрение и пресекалось. «Чтоб пьяный когда валялся, Боже избавь. Это презиралось» - таково характерное пояснение станичных старожилов[10]. «Пили водку писаря как воду» - было написано в упомянутой выше стихотворной листовке из станицы Расшеватской[11]. «Пили, но по-умному пили. Это не считалось грехом. Конечно, по мере.» - рассказывала жительница станицы Бриньковской в самом конце XX в.[12]
Однако алкоголизм и пьянство всегда в той или иной степени были распространены в среде казаков.
В 1873 г. общество станицы Переправной обратилось к баталпашинскому уездному начальству с просьбой «определить на содержание в исправительное учреждение» окончательно спившегося казака М. Голикова. Ранее общество принимало различные меры для его исправления и обустройства в жизни. Голикова определяли в зятья к казаку, лишенному сыновей; отдавали под надзор станичникам, бравшим его в работники. Ничего не помогло. К 1873 г. Голиков уже не мог служить и работать[13].
Пьянство и алкоголизм в среде кубанцев особенно стали расти с конца XIX в[14]. Всё чаще случалось, что перепившие казаки становились способными на всё[15]. В станице Кужорской в 1911 г. пьяный казак Зимарин угрожал револьвером мясоторговцу Покиндюку, требуя на водку. Покиндюку удалось бежать, а Зимарина схватили. В тюрьме он, буйствуя, разбил лампу. Начался пожар, от которого сильно пострадал заключённый Сук[16]. В станице Черниговской двое пьяных станичников явились к лавочнику Хрисориди в 2 часа ночи и потребовали продать им рыбы. Хрисориди отказался. Тогда они залезли в окно и украли некоторые вещи[17]. Учащались случаи пьянства со смертельным исходом. Особенно часто такое случалось по большим праздникам[18].
Пьянство всё больше тормозило развитие казачьего хозяйства. Особенно это было характерно для Закубанья[19].
Однако казаки злоупотребляли алкоголем и совершали вызванные им преступления всё же реже, чем крестьяне и мещане. Особенно выделялись в этом отношении жители промышленных районов Екатеринодара[20]. Именно они вызывали наиболее пристальное внимание борцов за народную трезвость[21].
Чтобы бороться с разрушительными процессами, кубанцы пытались ограничить потребление алкоголя. Они пытались делать это как на семейном, так и на общественном уровне. «Родственники договариваются, пидут до одного, другого; собируться и пируют. Пили там по стопочке, по две» - вспоминают старожилы[22]. Вскоре после окончания Кавказской войны сходы стали выносить приговоры об ограничении или полном запрещении деятельности питейных заведений в станицах. Например, в станице Тихорецкой это было сделано в 1865 г. Однако такие меры оказались малоэффективными[23]. Число кабаков постоянно росло вплоть до 1917 г. Какой-то результат эти меры давали только тогда, когда соединялись с активной борьбой за трезвость на личном уровне.
В начале XX активизируется работа Попечительства о народной трезвости. Кубанские интеллигенты, определяющие его лицо, ставили перед собой глобальные задачи. Они считали, что в рамках существующего традиционного уклада жизни эффективная борьба с пьянством уже невозможна. Поэтому лидеры движения за народную трезвость решили сделать упор на модернизацию образа жизни как такового. Они стали пытаться привить широким массам кубанцев интерес к достижениям культуры и знаниям, желание улучшить свою жизнь. Для этого стали организовываться библиотеки, проводиться театральные представления, лекции, кинопоказы. За этой активностью крылось и желание привить народным массам тягу к прогрессу и изменениям. Недаром активным деятелем «Попечительства о народной трезвости» начала XX в. был революционер-украинофил С.И.Эрастов[24]. При этом активисты «Попечительства…» добросовестно признавали пользу распространения религиозности в деле укрепления народной трезвости. В его работе достаточно активно участвовали священники[25].
В 1904 г. работа «Попечительства…» выглядела достаточно успешной. В Темрюкском отделе его активность вызывала интерес общественности. В Майкопском отделе к 1 января 1905 г. было создано 42 библиотеки[26]. Но со временем «программа по изменению быта» в казачьих населённых пунктах показала свою неэффективность. Для сил общественной организации она была слишком грандиозной. К тому же модернизация явно не оправдывала надежд, возложенных на неё как на инструмент морального совершенствования. При этом «Попечительство…» мало занималось реальной борьбой с пьянством и алкоголизмом[27]. В 1913 году ейский уездный комитет попечительства констатировал неудовлетворительное качество своей работы. Отмечалось, что народ не проявляет интереса к лекциям и спектаклям. В Кавказском отделе библиотеки «Попечительства…» были закрыты уже в 1909 г. по причине нехватки средств[28]. Представители лабинского комитета жаловались на отсутствие частных пожертвований[29]. Необходимо отметить, что в некоторых станицах деятельность низовых ячеек «Попечительства…» приносила реальную пользу. «В станице не было духана. Хочешь выпить – иди в Самурскую или Дагестанскую. Общество трезвенников было. Этим и отличалась станица» - вспоминают в станице Нижегородской[30].
Всё это свидетельствует о постепенном размывании в предреволюционный период общепринятых представлений, об усилении личностного подхода в формировании системы ценностей и стиля жизни.
[1] Яворницкий Д.И. Указ. соч. Т. 1. С 239 – 240.
[2] ГАКК. Ф. 764. Оп. 1. Д. 97. Л. 35.
[3] Александров С. Г. О некоторых аспектах употребления алкоголя и борьбы с пьянством на Кубани во второй половине XIX – начале XX вв. / С.Г. Александров, М.В. Семенцов // Дикаревские чтения (11). Краснодар, 2005. С. 264.
[4] ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 440. Л. 23.
[5] Свидин И.Г. «Спасибо за службу» // Родная Кубань. Краснодар, 2005. №3. С. 37 – 38.
[6] Елисеев Ф.И. Казачьи картинки // Елисеев Ф.И. Первые шаги молодого хорунжего. М., 2002 С. 258.
[7] Станичное житие-бытие // Кубанские областные ведомости (далее – КОВ). 1901. №9. С. 2.
[8] Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции (далее – ПМ КФЭЭ) – 2002. Аудиокассета (далее – А/к) – 2759. Ставропольский край, Предгорный район, станица Бекешевская, информатор – Таранова Е.И., исследователь – Рыбко С.Н.
[9] Станичное житие-бытие // КОВ. 1901. №9. С. 2.
[10] ПМ КФЭЭ – 1993. А/к. – 448. Краснодарский край, станица Новосвободная, информатор – Романенко П.Я., исследователь – Матвеев О.В.
[11] ГАКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 567. Л. 8.
[12] А/к. – 2834. Город Краснодар, информатор – Кирий О.П. (из станицы Бриньковской), исследователь – Рыбко С.Н.
[13] ГАКК. Ф. 396. Оп. 1. Д. 1019. Л. 1 – 8.
[14] Александров С. Г. О некоторых аспектах употребления алкоголя и борьбы с пьянством на Кубани во второй половине XIX – начале XX вв. / С.Г. Александров, М.В. Семенцов // Дикаревские чтения (11). Краснодар, 2005. С. 264.
[15] Евсеева Л.Ф. Любовь моя - Фастовецкая. Краснодар, 2000 С. 45.
[16] Не свой. Ужасный случай // Майкопская газета. 1911. №245. С.3.
[17] Станица Черниговская // Майкопская газета. 1911. №197. С.3.
[18] Останки «весёлых» праздников // КОВ. 1911. №9. С. 1.
[19] Македонов Л.В. В горах Закубанского края. Воронеж, 1908. С. 172.
[20] Журнал комитета Екатеринодарского отдела Попечительства о народной трезвости за 1904 год. Екатеринодар, 1904. С. 4 – 14.
[21] Отчёт о деятельности Кубанского областного Попечительства о народной трезвости за 1904 год. Екатеринодар, 1906. С. 214 - 219.
[22] ПМ КФЭЭ - 2003. А/к. – 2950. Краснодарский край, Апшеронский район, станица Нижегородская, информатор – Перепелица М.Ф., исследователь – Рыбко С.Н.
[23] Евсеева Л.Ф. Указ. соч. С. 46.
[24] Отчёт о деятельности Кубанского областного Попечительства о народной трезвости за 1904 год. Екатеринодар, 1906. С. 214 - 219.
[25] Там же. С. 188; ГАКК. Ф. 465. Оп. 1. Д. 58. Л. 9.
[26] Отчёт о деятельности Кубанского областного Попечительства о народной трезвости за 1904 год. Екатеринодар, 1906. С. 119, 141.
[27] ГАКК. Ф. 465. Оп. 1. Д. 35. Л. 19.
[28] Там же. Л. 23 – 26.
[29] ГАКК. Ф. 465. Оп. 1. Д. 58. Л. 1.
[30] ПМ КФЭЭ - 2003. А/к. – 2950. Краснодарский край, Апшеронский район, станица Нижегородская, информатор – Перепелица М.Ф., исследователь – Рыбко С.Н.