Наталия Холмогорова. Промежуточные итоги
Думаю, сейчас, почти через 10 лет после начала работы РОДа, можно сказать, что кое-какую пользу он принес.
Главный результат я вижу не в частных делах, не в "спасении рядового" того-другого-третьего - хотя и это очень важно - а в изменении общественных установок.
Когда мы начинали - сама мысль, что правозащита может служить народу, и что заниматься защитой чужих прав могут не только какие-то специально назначенные в Госдепе специалисты, но и обычные люди с улицы - не только для широких масс, но и для политически грамотных и активных людей выглядела дико. Так же, как и целый кластер понятий, идущих в одном наборе с "правозащитой" - демократия, права человека, гражданское общество - казались чем-то чуждым и враждебным, отравленными приманками в руках врагов, которые можно только ненавидеть и проклинать, но никак нельзя поставить на службу добра.
И вообще было полное ощущение, что, поскольку мир во зле лежит, и все хорошие вещи стали орудиями во вражеских руках, то правильный русский человек должен ненавидеть мир сей и все, что в нем, ничему не верить, ничего, кроме огненного апокалипсиса для всех, не желать, и ни в каких делах мира сего не участвовать - ну разве только иногда, по большим праздникам, таджиков в подворотне бить. Оказалось, что это совсем не так.
Гражданское самосознание русского общества за эти годы проделало огромный путь. И ясно видно, что еще больший путь и огромные перспективы у него впереди.
Волонтерство из странного развлечения немногочисленных маргиналов превратилось в повальную моду. Подписать петицию, пожертвовать на какое-нибудь благое дело, провести самодеятельный конкурс или фестиваль, объединиться ради того или сего - самое обычное дело, это уже даже не привлекает внимания. Я еще помню вездесущую унылую песню: русские, мол, "не умеют объединяться", "никудышные организаторы", "каждый сам за себя, и никто не желает помогать другим"... и где это все? На пожарах 2010 года, во время катастрофы в Крымске, во множестве других, не столь глобальных и заметных случаев - везде ярко проявляется способность нашего народа к самоорганизации и взаимопомощи.
"Феномен Навального" - как бы ни оценивать его самого - показал, что русские не утратили ни интерес к политике, ни готовность к политическому действию, в т.ч. активному, с трудностями и даже с риском для себя.
А нынешние события на Украине - и народная реакция на них? Об этом страшно даже говорить: тем более, история эта еще далеко не закончена. Но мы видим непосредственную массовую реакцию на "наших бьют" - и видим, как понятие русского братства становится фактором мировой политики. Пусть власти спекулируют разговорами о "русском мире" - для обычных людей, которые едут туда воевать или здесь превращают свои дома в приюты для беженцев, это не спекуляция, а реальность, определяющая их жизнь и смерть.
И само Русское Движение за эти 10 лет изменилось почти до неузнаваемости. "Русская правозащита" никого больше не шокирует - так же, как и "русская благотворительность" или даже "русская пробежка". Всевозможные гражданские инициативы рождаются снизу одна за другой. Даже те, кто прежде любил таджиков в подворотнях ловить - теперь не прыгают на кого попало, а выслеживают наркоторговцев, и приучаются не бить, а сдавать в полицию, и гордо называют это "социальным проектом". Брутальная оскаленная физиономия "руссо фашисто", поза противостояния всему миру, готовность с гордостью цеплять на себя самые одиозные ярлыки и эпатировать окружающих самыми чудовищными речами - сменились чем-то гораздо более адекватным, разумным и человечным. Можно называть это национал-демократией, можно не называть, если слово не по душе - но факт: русский национализм стал намного разумнее и добрее. И, думается, в этом бурном море перемен есть и капля нашей заслуги.
Однако в то время, как общество становится все более сознательным и активным - пропорционально этому "закручиваются гайки". Частные подвижки к лучшему, вроде "отпустили самооборонщика такого-то" или "в СИЗО таком-то перестали давать на завтрак, обед и ужин несъедобные макароны", никак не компенсируют того, что в целом ситуация с правами и свободами в России становится хуже. Самый яркий пример - ужесточение "экстремистских статей", в результате которого по 282-й стало уже вполне реально сесть. Да и с положением русских в России - может быть, заметно хуже не делается в последние год-два, но не становится и лучше.
Это политическая проблема; мы можем бороться с теми или иными ее проявлениями - но политическую проблему силами нескольких энтузиастов не решить.
Политически русский национализм, увы, пребывает в ничтожестве. Он сделал шаг вперед, выбравшись из полной изоляции и войдя в ряды "несистемной оппозиции" - но увы, сами эти ряды таковы, что не совсем понятно, вперед ли это был шаг или назад. Душераздирающее зрелище: поодиночке вроде бы множество вполне достойных людей, но когда они собираются вместе - смотришь на них и ясно понимаешь, что Путин в чем-то прав. И причины явно не только в том, что режим свирепствует и органы не дремлют. Они, конечно, не дремлют - но ведь никакие органы не смогут разложить до такого состояния непоколебимый гранит, им тоже нужна, так сказать, благодарная почва.
Есть ощущение, что русский народ, полежав в депрессии, встал, встряхнулся и пошел вперед, а вот русские националисты как общность все сильнее от него отстают.
Что с этим делать - не знаю; да и не знаю, надо ли. Возможно, это знак, что русскому национализму в его нынешнем виде, как бы он ни очеловечивался и ни цивилизовывался, все же чего-то недостает? Что он должен решительно измениться, чтобы стать адекватным собственному народу?
Но это уже не моя забота. Я все-таки решительно не "идеолог" и не "политик"; мало того, политика мне симпатична как идея (ну там, интриги, борьба, воля к власти, всякое такое.
Оглядываясь назад, вижу, что свою задачу мы в целом выполнили. Мы стали "первопроходцами", соединившими, казалось бы, несочетаемые идеи: "русское" - и "права человека", "русское" - и "гражданское общество". Теперь это сочетание стало обыденным. И само "русское" вышло из маргинальной сферы и все более и более становится чем-то вполне признанным и уважаемым.
В любом случае, у нас будут (и уже есть) подражатели и последователи, которые будут делать то же самое - и, возможно, лучше, чем мы.