Игорь Васильев. Активистки женского движения на Кубани в 1920-1930-е гг. и их социальная роль
Говоря об исследованиях женского измерения раннесоветской истории Кубани, прежде всего, необходимо отметить, что чаще всего они проводятся в рамках изучения истории повседневности и истории культуры [1]. Но уже опубликован ряд работ посвящённых месту женщины в исторических и социальных процессах, имевших место на Кубани в первой половине XX в. [2].
Сотрудничество коммунистов с женщинами, нередко вынужденными самостоятельно кормить свои семьи, началось ещё до их прихода к власти. Среди первых социальных групп, на которых опирались кубанские большевики в предреволюционные месяцы 1917 г., были женщины-солдатки (жены и вдовы солдат-фронтовиков, преимущественно из числа иногородних) [3].
Впоследствии, в 1920 — 1930-е гг., советская власть последовательно стремилась вырвать женщину из семьи, сделать её общественной активисткой, наёмной работницей или служащей, получающей зарплату.
Таким образом, большевики преследовали сразу несколько целей. «Выводя» женщину из семьи, они подрывали традиционную самоорганизацию населения и малых бизнес, которые были основаны на родственных связях. Советская власть стремилась искоренять всё самостоятельное и недостаточно подконтрольное.
Подняв статус женщин, «эмансипировав» их от мужчин и других более статусных членов семьи коммунисты стремились создать для себя сеть агентов в сфере частной жизни.
Например, женщины-активистки должны были способствовать подрыву в народе религиозности.
Не даром женская гражданская активность часто вызывала резкое неприятие. По воспоминаниям Е.А. Дворниковой: «Почти ежедневные совещания, конференции, на которые нередко врывались мужья и с кулаками бросались на жен». Дома на активисток всячески нападали свекрови. Однажды темрюкскую участницу женского движения наотрез отказались пускать на собрание муж и свекровь. Тогда женщина с грудным ребёнком на руках выпрыгнула в окно и всё же отправилась на собрание.
Советская власть была также заинтересована в быстром увеличении числа грамотных работников, специалистов разного уровня квалификации. Поэтому власти были заинтересованы в повышении уровня грамотности и занятости среди женщин.
Поэтому женское движение активно и целенаправленно насаждалось «сверху». Появлялись разнообразные «хатки делегаток», женотделы при различных структурах, проводились женские конференции. Особенно активные молодые девушки могли проявить себя в растущем комсомольском движении [4]. Так, в 1926 г. в ст. Воронежской было 8 членов партии, 18 кандидатов в члены, в т.ч. 2 женщины [5].
Одной из основных задач женского движения было повышение уровня грамотности женщин, проведение лекций и кинопоказов. А так же забота о беспризорниках, инвалидах, организацию детских площадок. Например, женские организации ходатайствовали о выделении участков земли в пользу детских учреждений [6].
В целом в послереволюционный период женское движение развивалось быстро, что вызвало необходимость обобщения накопленного опыта. В 1927 г., в честь 10-летнего юбилея октябрьской революции, планировалось издание книги «10 лет работы среди женщин и женского движения на Кубани» [7].
Разумеется, участницы женского движения от знаковый социально-политических кампаний, проводившихся государством в 1930-е гг.. По воспоминаниям старожилов, активистки были одним из характерных типов участников репрессий против станичников во время раскулачивания и голода 1933 г..: «- А активисты были, которые когда колхоз организовывали, всё у людей забирали?… - Тут была…. Ну, дурковатая она. Вообще. « … женщины – труженики, а мужики лодыри» - всегда она говорила. … Такой человек был» [8].
Во время участия в карательных акциях женщины-активистки оказывались замешанными в различных злоупотреблениях и коррупции. Например, женорг М.Д. Даценко присваивала отобранные у кулаков вещи, 50 р., собранные за счёт кинопоказов, и деньги, собранные на детскую площадку. За воровство и связь с чуждым элементом она была исключена из партии [9].
Можно назвать примеры искренних и убеждённых, хотя и жестких участниц женского движения. Типичной женщиной–активисткой была мать Нонны Ирина Зайковская, дочь иногороднего бедняка. Она начинала свою карьеру бойкой предводительницей комсомольской ячейки с преимущественно девичьим составом в станице Старощербиновской. Там она проявила лидерские качества. Ирина Петровна свою жизнь на селе обустраивала по городским канонам. Как своего рода пример для подражания.
После её постоянно назначали председателем разных колхозов, работу которых надо было срочно улучшить. Разные населённые части страны, края, отдельной станицы советская власть «приводила к общему знаменателю», перестраивала на основе единого стандарта. Он, прежде всего, выражался в выполнении норм поставок, сельхозпродукции. Любых, самых неподъёмных. Вся жизнь села ломалась и переделывалась под государственные нужды с жестким подавлении любого сопротивления. Именно для организации такой новой жизни Ирину Петровну перебрасывали из района в район [10].
Семья Мордюковых, как и очень многое в СССР, была неким гибридом модернизма и традиции. С одной стороны — главенство сильной женщины, с другой многодетность. Нонна была старшим ребёнком, кроме неё в семье было два ещё два сына и три дочери. Но семья также поглощалась служением Ирины Петровны Делу, что юная Нонна почувствовала на себе очень рано.
Мать прививала дочери свои сильные и слабые качества характера, мировоззрение отнюдь не словами и убеждением. Той приходилось трудиться рядом с матерью с ранних лет, брать на себя часть её обязанностей. Выполнение которых было жизненно необходимо, а за недоделки и слабости жестко спрашивалось.
«Я родилась грузчиком и до поры до времени была как мальчишка: широкоплечая, мускулистая, порывистая. Маму любила и жалела до слез; провинюсь, бывало, накажет, не говорит со мной больно было, стерпеть невозможно. По бедности взрослые трудились до упаду и неминуемо вынуждены были звать детей на помощь. Безоговорочно я подхватывала мамины-мамочкины поручения, но постоянным было желание выгадать минутку, чтоб прыгнуть в речку, поскакать по поляне и сделать вид, что не слышала ее зова» [11].
Таким образом, основной спецификой социальной жизни активисток женского движения 1920-1930-х гг. было освоением мужских социальных ролей (активная профессиональная деятельность, занятие управленческих должностей) и при активной поддержке политики советской власти, в т.ч. и её карательной составляющей.
При этом ещё сохранялись некоторые элементы социальной активности, характерные для женщин–общественниц дореволюционного времени (забота о сиротах, инвалидах, стремление повысить образовательный уровень женщин).
Примечания
- Булах А.Н. Повседневная жизнь женщин Кубани в период революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.): историографический обзор // Молодой ученый. 2018. № 48. С. 231-234 / Электронный ресурс: https://moluch.ru/archive/234/54269/ (дата обращения - 28.07.2019); Нежигай Э.Г. Городская культура Кубани и Черноморья, 1920-е годы. Автореферат. канд. дисс… Краснодар, 2009. 248 с.
- Гадицкая М.А. Женщины-ударницы в системе колхозной жизнедеятельности 1930- е гг. на материалах Дона, Кубани и Ставрополья // История и историки в контексте времени. 2011. Вып. 8. С. 62-69; Гадицкая М.А., Скорик А.П. Женщины-колхозницы Юга России в 1930-е г.: гендерный потенциал и менталитет. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2009. 324 с.
- Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК). Ф. Р — 411. Оп. 2. Д. 320. Л. 201.
- Центр документации новейшей истории Краснодарского края (далее – ЦДНИКК). Ф. 14 71. Оп. 1.Д. 7. Л. 3, 11; ГАКК. Ф. Р — 411. Оп. 2. Д. 439. Л. 45.
- ЦДНИКК. Ф. 14 71. Оп. 1.Д. 25. Л. 1.
- ЦДНИКК. Ф. 81. Оп. 1. Д. 4. Л. 11 — 11 об.
- ЦДНИКК. Ф. 1073. Оп 1. Д. 185. Л. 34.
- Кубанская фольклорно-этнографическая экспедиция (ПМ КФЭЭ)-200 Аудиокассета 4026. ст. Тенгинская Усть-Лабинского района Краснодарского края. Инф.: Руденко М.Т. 1923 г.р. Иссл.: Васильев И.Ю.
- ЦДНИКК. Ф. 1471. Оп. 1. Д. 141. Л. 1.
- Котенко Е. Наша Нонна // Родная Кубань. 2016. № 2. С. 107-108.
- Мордюкова Н. Не плачь, казачка! М., 1997. С. 48.